Подвиг 1969, №3

Видимо, он попросил соединить его с лабораторией судебно-медицинской экспертизы, лишь там мог храниться флакон с опасным содержимым.

— Говорит капитан Штеттнер, — сказал он в трубку, с трудом владея собой. — У вас хранится некий объект под номером 73. Вы получили распоряжение открыть его? — Штеттнер пристально смотрел на меня, и я вспомнил, как он волновался, когда к нему в кабинет явился лжеврач из «Феникса», чтобы сделать инъекцию. — Пока нет?.. Так вот, если вы получите подобное распоряжение, предварительно свяжитесь со мной. Содержимое этого флакона весьма опасно. Примите все меры к тому, чтобы флакон был тщательно закрыт и постоянно хранился под замком. Неминуема колоссальная катастрофа, если он будет разбит.

Штеттнер говорил еще несколько минут и все в том же духе, а когда положил на место трубку, на ней можно было видеть следы его потных пальцев. Мне пришлось еще немного подождать, пока он не прочтет сообщение, которое дрожало у него в руках.

— Я ничего не знаю, — заговорил он наконец, — о всяких там бациллах, а вы? — Штеттнер очень напоминал ребенка, который жалобно просит успокоить его и сказать, что ночь пройдет, утром снова выглянет солнышко.

— Не очень много.

Штеттнер растерянно провел рукой по лицу.

— Может быть, доктор Ротштейн был не совсем психически нормален? — спросил он, явно не ожидая, что я отвечу положительно.

— Как можно определить в нашем сумасшедшем мире, кто нормален, а кто нет?

Штеттнера это, конечно, не успокоило, и он сделал новую попытку:

— А как же с... утверждением об... эпидемии? Неужели ее может вызвать содержимое маленького флакона?

— Вполне. Вот, например, ученые Америки, России, Англии, Франции, Японии, Китая и, наверное, других стран сейчас работают над ботулотокси-ном, выводя и убивая соответствующие бациллы для того, чтобы найти основу противоядия. Восемь унций ⁷ этого яда могут отравить население всего земного шара. Для того чтобы бедное человечество могло жить в мире и дружбе, нам всем нужно обладать этим противоядием. Возможно, что Ротштейн также работал в этой области, но это не то, чем он наполнил флакон. Его содержимое состоит из бацилл группы, вызывающей эпидемию чумы.

Раздался звонок телефона, но Штеттнер сейчас же отключил аппарат, чтобы я мог продолжать.

— Существует три формы чумы. При так называемой бубонной чуме распухают лимфатические железы, начинают нагнаиваться и превращаются в черные нарывы. При заболевании септической формой поражается кровь. Первично-легочная чума протекает еще тяжелее и значительно инфекционнее бубонной, от которой в четырнадцатом веке погибло около четверти населения тогдашней Европы; ту вспышку эпидемии англичане называли «черной смертью». В своем сообщении доктор Рот-штейн дает точное научное название ее микроба-возбудителя «Пастеурелла пестис». Этот микроб относится к палочковидным бактериям и может выращиваться в лабораторных условиях в соответствующей питательной среде. Инфекция проникает в легкие воздушно-капельным путем; инкубационный период короток и длится всего от двух до пяти дней, то есть протекает в три раза быстрее, чем при заболевании оспой.

Штеттнера это расстроило еще больше, и он тупо переспросил:

— Как вы сказали, четверть населения Европы? Так много?

— В то время — да, около двадцати пяти миллионов. — Я стал думать вслух, как на Нюрнбергском процессе, когда давал показания о Гейнрихе Цоссене. — Да, господин капитан, так много. В наше время только в нацистских лагерях смерти от фашистской чумы погибло около половины этого количества.

Штеттнер промолчал, он думал об Аргентине и объекте № 73.

Я продолжал:

— Естественная сопротивляемость организма легочной чуме сейчас в Латинской Америке довольно невысока — эпидемий там уже давно не было, хотя местные очаги ее зарегистрированы в Бразилии, Перу и Уругвае. Если бы брат доктора Ротштейна в Аргентине вылил содержимое этого флакона на пол переполненного зала кино в Сан-Катарине, семьдесят тысяч бывших нацистов, проживающих там, умерли бы в течение недели.

Штеттнер помолчал, а затем спросил:

— Герр Квиллер... но зачем это было нужно доктору Ротштейну?

— Гитлеровцы убили его жену.

— Ничего не понимаю! Вы опять, должно быть, шутите.

— Хочу надеяться, что никогда и не поймете, так как слишком молоды. Поговорите лучше со своими стариками, они-то должны понимать. За пять лет нацисты уничтожили двенадцать миллионов человек. В судах при рассмотрении дел военных преступников вы можете слышать, как они объясняют причины этого. Очень многих уничтожали лишь за то, что они принадлежали к «низшим» расам. Только и всего, ничего персонального — ни ненависти, видите ли, ни мыслей о возмездии, ни страха. Вот так: лагерь смерти, газовая камера. Понять это действительно трудно, но я лучше разбираюсь в том, какими соображениями руководствовался доктор Ротштейн. Он поклялся отомстить нацистам, и действенность его клятвы определялась , тем, как сильно он любил жену и в какое отчаяние впал после ее смерти.