Подвиг 1969, №3

Я вернулся в машину и сел. Поль подошел к окну и, встав так, чтобы со стороны не было видно, что он делает, уронил конверт на сиденье, В полумраке его лицо показалось мне мрачным,

— Не забывайте, — сказал он, — что вся наша организация готова вам помочь.

— Еще раз прошу — не мешайте мне.

Я читал «завещание» Джоунса, написанное размашистым торопливым почерком.

«...3 декабря. Очень надоедают «хвосты», и приходится тратить много времени, скрываясь от них. Однако мне удалось узнать кое-что о местонахождении их штаб-квартиры, и я надеюсь скоро получить подтверждение этой информации. Я попал в исключительно сложное положение и прошу пока не связываться со мной. Возможно, что я не смогу слушать передачу «Биржевого бюллетеня» и отправлять вам донесения, но это только временно. КЛД».

Ресторан был полон, и я, делая вид, что расправляюсь со свиной котлетой, обдумывал сообщение Джоунса.

Джоунс явно достиг того же этапа, что сейчас я, и попросил резидентуру (так же как я час назад Поля) не мешать ему. Потом он проник в штаб-квартиру «Феникса» и тем самым подписал себе смертный приговор.

«...мне удалось узнать кое-что о местонахождении их штаб-квартиры...»

Тем самым Джоунс стал опасен для нацистов, и они расправились с ним. Несомненно, он узнал адрес штаб-квартиры «Феникса». Я тоже там побывал, и, хотя фашисты приняли все меры, чтобы скрыть от меня адрес, мне теперь было известно, где она находится.

Я вложил документ в конверт с уже написанным на нем адресом «Евросаунда». Официант подал счет, я расплатился, вышел в уборную и перочинным ножом достал шифровку Ротштейна. В почтовый ящик на углу недалеко от ресторана я бросил, как обещал, конверт с донесением Джоунса. Потом быстро обошел вокруг квартала и убедился, что за мной никто не следит. После встречи с Полем я заезжал в «Центральную», и оттуда до ресторана за мной следовала маленькая серая машина, которая сейчас стояла через пять машин от моего БМВ. Я не располагал временем, необходимым, чтобы оторваться от слежки, и не мог рисковать документом. На перекрестке стоял постовой полицейский. Я подошел к нему и показал пропуск в комиссию «Зет», полученный от капитана Штеттнера. Вообще-то говоря, этот пропуск открывал мне доступ лишь к архиву и в технические отделы комиссии, но сейчас это значения не имело.

— У меня есть основания полагать, что вон та серая машина БНЛМ-11 на другой стороне улицы — краденая. Может быть, вы проверите документы водителя?

Мы вместе перешли улицу, но, когда поравнялись с моей машиной, я отстал и сел за руль. Уже отъезжая, я увидел в зеркальце, что полицейский проверяет документы у водителя БНЛМ-11.

Для замены БМВ в прокатном бюро потребовалось не меньше получаса, но я понимал, что, пытаясь скрыться от наблюдения, я потерял бы значительно больше времени. Зато теперь я располагал другой машиной, то есть несколько замаскировался. Я не мог рисковать — при мне был важный документ, а кроме того, как в свое время написал Джоунс, «я попал в исключительное положение».

Миллионы жизней, сказал Поль. Да, миллионы, но плюс одна, моя собственная. Я тоже обязан выжить, и важной персоне в Лондоне не придется, небрежно закуривая сигару, опять давать указание о посылке нового человека — теперь уже вместо меня.

Я арендовал полугоночный «мерседес-230-СЛ» со специальным мощным мотором, о чем мои противники вряд ли могли догадаться, проехал в западном направлении, добрался до Хавеля и поставил машину на полуострове Шильдхорн. Водный пейзаж скрывала дымка, дневной свет был каким-то серым. Памятник из песчаника торчал, как палец, указующий в небо, но я лишь однажды взглянул на него, так как здесь все напоминало о кладбищах.

Я опять принялся ломать голову над расшифровкой текста Ротштейна, применял самые различные комбинации букв и всякий раз убеждался в их бесполезности. Часа через два у меня затекли ноги, однако я все же заставил себя работать еще часок-другой, а затем вышел погулять. Побережье было красивым, но земля и вода выглядели какими-то безжизненными; закутанное в полумрак сосен, оно казалось идеальным пристанищем для заблудших душ. Единственным живым существом, которое я видел в течение всего полудня, была собака; она появилась откуда-то из тумана, задрала ногу у подножия памятника и убежала.

Я приказал себе набраться терпения и вновь принялся подбирать различные комбинации. Ну, а если, например, «У» принять за «Ы», «Б»—за «Е», «О» — за «В» и так далее. Возьмем какое-нибудь слово подлиннее: получается «еынневтсечаколз»; перевернем и прочтем — злокачественные! Подождите, подождите! Возьмем другое слово и прочтем его по этому же методу — эпидемический! Ну-ка, Солли, давай, давай!

ГЛАВА 18. ОБЪЕКТ № 73

У капитана Штеттнера тряслись руки.

Я сидел перед ним, пытаясь сосредоточиться, но очень скоро убедился, что это невозможно. Штеттнера охватил такой ужас, что мне было не до раздумий. Едва пробежав начало расшифрованного текста Ротштейна, он сейчас же схватил трубку.

— Пятнадцать, — сказал он телефонистке.