Подвиг 1969, №3

— Конечно, даже не думайте об опасности заражения. Но если в течение четырнадцати дней вы заметите сыпь в паху, обратитесь к врачу.

Он кивком приказал медсестре собираться. Я ушел вскоре после них. Вечерняя трансляция биржевых известий начнется через тридцать пять минут. Минут пятнадцать должна была занять у меня дорога до отеля.

Настроение у меня было подавленное, и я должен был сделать значительное усилие, чтобы не вспоминать о Ротштейне и о том удивленном взоре, который он бросил на меня перед смертью. Он слышал мой крик, и связка ключей пролетела мимо его лица; он умер удивленным, не услышав выстрела.

Проезжая через Крейцберг, я взглянул в зеркало, ничего не заметил, снова посмотрел, и в конце концов мне стало тоскливо. Ровно никакого значения не имело, была ли за мной слежка. Игра уже перешла через эту грань.

Зажегся красный свет, зеленый, снова красный, а я не трогался с места. Какой-то болван принялся неистово сигналить. Я был слишком утомлен, чтобы выйти и стукнуть его. Снова зеленый. Поехал.

Как автомат. Птицы — крылатые существа, люди — существа на колесах.

Улица бежала прямо, будто яркая радуга, рвущаяся в темноту неба. Здания раздвигались передо мной и снова смыкались позади. Нога тяжело опустилась на педаль. Еду слишком быстро. Медленно. Что-то не в порядке. Возьми себя в руки. Отдышись. Люди на тротуарах.

Какой-то человек уверенно открыл дверцу и, взглянув на меня, спокойно сказал: «Подвиньтесь». Я пытался поднять руку, чтобы оттолкнуть его, но у меня не было сил.

— Что? — глупо переспросил я.

— Подвиньтесь. Я поведу машину.

Я покорно перетащил свое отяжелевшее тело на соседнее сиденье. Покорность. Худший из грехов современного человека — покорность.

Он сел в машину, захлопнул дверцу, и машина влилась в поток других машин. Я сидел, опустив подбородок на грудь. Последняя мысль, которую я запомнил: подкожное впрыскивание.

ГЛАВА 11. ОКТОБЕР

Огромная комната с высокими, потолками, позолота, шелка, парча, карнизы, узорчатый паркет, арабески. Герман Геринг катался бы здесь, словно кабан в клевере.

Я пошевелился: никакого головокружения. Я ожидал, что очнусь, как после похмелья, потеряв всякую ориентацию, но лекарство не имело последующего действия. Я сидел в кресле, обитом парчой, с подушкой под головой, передо мной открывалась вся комната, в дальнем конце которой я видел бело-золотую дверь. Я чувствовал себя словно монарх, восседающий на троне и дающий частную аудиенцию. Они не плохо здесь устроились.

Стрелки моих часов показывали 9.01. Прошло меньше часа, как они схватили меня. Они следовали за мной от самой канцелярии полиции «Зет», зная, что инъекция в конце концов окажет свое действие.

В комнате находились четыре человека. Один стоял в дверях, другой — спиной к безвкусному камину, третий смотрел в окно, а четвертый спокойно и не торопись приближался к моему креслу.

— Простите, — произнес он по-немецки с гейдельбергским акцентом и поднял мне веко.

— Что со мной? — спросил я.

Он отступил назад, любезно улыбнувшись. Элегантно одетый, вьющиеся седые волосы, два золотых кольца на пухлых пальцах, тихий вкрадчивый голос. Конечно, доктор.

— С вами все в порядке.

Все сразу задвигались. Тот, кто стоял у окна, перешел через комнату к двери, а человек у дверей сделал шаг в сторону. Это были охранники. Человек у камина подошел к доктору. Я взглянул на него и тотчас понял, что если мне удастся выбраться отсюда," то это будет зависеть только от этого человека.

— Меня зовут Октобер, — представился он.

Мираж растаял, все шелка, и арабески, и золоченая бронза словно исчезли, и я вдруг оказался в тюремной камере, даже воздух сразу же стал холодным и зябким.

Я наклонил голову и ответил:

— Квиллер.

Его глаза казались стальными заклепками, он открывал и закрывал рот, будто лязгал металлическим капканом.

— Можете говорить.

Я не спешил, собираясь с мыслями. Здесь был врач. Я понимал, что это значит. Материал был человеческим, поэтому с ним должно было обращаться по-человечески. Меня пригласили сюда для беседы.

— Как дела у полиции «Зет»? — спросил я.— Так же, как у меня?

— Им впрыснули безобидную жидкость.

— Все это было весьма тщательно разработано.

— И принесло свои результаты. Мы не хотели, чтобы нам причиняли неприятности.

Доктор отошел в сторонку. Сейчас была не его очередь действовать. Холодный воздух ознобом ожег спину.

— И не хотели также повредить мне. Пока.

— Да.

— Почему же вы пытались придавить меня у стены?

В глазах у него сверкнул огонек.

— Это была ошибка.

В большой организации, как я уже говорил, правая рука зачастую не ведает, что делает левая.