Поддай пару

Мокрист поднялся на подкашивающихся ногах и проговорил, невзирая на туман в глазах:

— Не может быть, чтобы я убил троих гномов! Я не боец! От слова совсем! От этого обувь портится.

— Вряд ли гномы с тобой согласятся. Нет, ты не подумай чего, вот этому я лично показал, так сказать, где раки зимуют. Как повалил его на землю, так ему все стало понятно. Вообще, мы старались держаться от тебя подальше на всякий случай. Ты сделался немножко… неразборчивым, о дааа. Но не бойся, никто не пострадал.

— Никто не пострадал? — взвыл Мокрист. — Я только что убил троих гномов! Это как по-твоему, не считается?

— Так то в честной драке, господин Мокриста. Один против всех, как в лучших байках. Я так скажу: даже наши повлезали на деревья, чтоб тебе под руку не попасться. Но ты не боец, конечно. Ты сказал, и мы все слышали.

— Это чай во всем виноват! В нем все дело! Ты накачал меня вашим гоблинским пойлом! Кто знает, как оно на меня подействовало!

— Я? — неубедительно возмутился Из Сумерек Темноты. — Я тебе жизнь спас, чтоб ты мог вернуться к своей прекрасной супруге, которая всегда так добра к гоблинам. Поверь мне на слово, господин Мокриста, чай только выпустил наружу то, что в тебе уже было.

— И что же там было, позволь спросить?

— Ярость, господин Всех Мокрист. Ты спустил ее с привязи. А теперь подсоби-ка, нужно прибрать после такой мясорубки и убираться отсюда.

Мокрист посмотрел на то, что осталось от железнодорожников. Они просто делали свою работу и никому не причинили никакого вреда. Обычные ребята, далекие от политики, которых ждали жены и дети, были мертвы из-за распри, к которой не имели никакого отношения. Ярость снова начала закипать в нем, словно приподнимая его над землей. Они не заслужили такой смерти, равно как и гоблины, чьими телами было усеяно поле битвы.

Глядя на Мокриста внимательным взглядом, Из Сумерек Темноты сказал:

— Чего только не бывает. Оказывается, гоблины могут вести себя по-человечески, а у тебя, господин Мокриста, есть сердце, и ты умеешь плакать из-за смерти людей, которых даже не знал. Удивительное рядом. Может, однажды я увижу, как ты поешь в церковном хоре.

В бледном утреннем свете Мокрист посмотрел на скалящегося гоблина и его зловещую физиономию, точь-в-точь как в любой книжке с картинками, предназначенной для того, чтобы дарить маленьким детям кошмары всех сортов и расцветок. И вот это вот читает ему лекцию о морали.

— Что ты такое? — поинтересовался он. — На вид типичный гоблин, тут никаких вопросов, но мы уже несколько дней общаемся, и ты регулярно выдаешь такое, чего никак не ожидаешь услышать от гоблина. Не пойми меня неправильно, но ты умен.

Гоблин снова зажег трубку, с которой он почему-то выглядел более человечно, и вдумчиво ответил:

— Не хочешь ли ты сказать, что гоблины не умны, господин фон Губвиг? Не отважны? Ничему не учатся? Я так вообще на лету схватываю. Возможности равны для всех людей и для всех гоблинов.

Мокрист опустил взгляд на кучку микрокольчуги. Это было настоящее сокровище. Легкая, прочная, удобная в носке, стоит целое состояние. И валяется тут на сырой траве. Мокрист уставился на гоблина.

— Все в твоем распоряжении, господин фон Губвиг. Трофеи — победителю, — бойко откликнулся Из Сумерек Темноты.

— Нет. Пусть они оставят себе, — Мокрист кивнул на щеботанских гоблинов.

— Им ни к чему, — ответил гоблин. — Забирай трофей, господин фон Губвиг. Авось пригодится.

Мокрист поглядел на останки гномьих бойцов и подумал: «Где же господин Шрик, когда он так нужен?» Эта мысль подтолкнула следующую: «Необходим надежный свидетель». Он попросил Из Сумерек Темноты послать в шато за маркизом или его подчиненными, и чтобы принесли иконограф, если у них есть.

— Нужно, чтобы люди узнали об этом.

Пришел маркиз, за которым, вытаращив глаза, подтянулись и слуги, осмотрел место преступления, повосклицал в ужасе и организовал съемку иконографий, после чего вернулся в шато, пообещав немедленно сообщить о новостях по семафору. Теперь можно было заняться соблюдением ритуалов.

Тела железнодорожников и павших в битве гоблинов были бережно, с особым почтением, сложены на дрезину. Несколько гоблинов скрылись из виду и вернулись с дикими цветами, которые возложили на тела. Такие незначительные детали переворачивали мир Мокриста с ног на голову: гоблины считали, что те, кто пал в бою, исполнили свой долг.

По окончании траурной церемонии гоблины стали поочередно браться за рукоятку, и дрезина, вместе с Мокристом, их собратьями и скорбным грузом, медленно поехала в сторону границы, где они сделали остановку, чтобы отправить срочные клики. Мокрист договорился с пограничником, чтобы тела прикрыли и оставили в холоде, пока за ними кого-нибудь не пришлют.