— Много, много есть способов умереть, — сказал он с душераздирающей бодростью. — Поверь старому гоблину: этот способ лучше прочих! Держимся! Держимся вместе.
Мокриста не смутил этот довольно неприятный намек. Ему было знакомо это традиционное гоблинское приветствие: держимся вместе, говорило оно, вместе или поодиночке. Он залпом выпил остывший чай с безобидным привкусом ореха и легким намеком на шерсть, ожидая в любую минуту либо яда, либо приступа тошноты. Но чай оказался вполне… приятным на вкус и даже весьма питательным. И если в нем, как и в вине, были улитки — что ж, вива эскарго! Хотя Мокрист поставил бы на то, что секретным ингредиентом окажется какой-нибудь а ля.
Напиток как будто помог, и пару секунд спустя Мокрист почувствовал себя готовым к любым испытаниям и полным сил, хотя не исключено, что виной всему был а ля. Отчего, спрашивается, он так трусил, когда бояться было абсолютно нечего, ни-че-го-шень-ки!
Это кипучее состояние духа длилось в аккурат до того момента, когда они приметили красные огоньки станции, которые горели, как маяки, подсказывая путь сквозь окружающие заросли. Оставив стариков с козявками[45] прятаться в кустах, как умеют только гоблины, Мокрист и компания крадучись двинулись дальше.
Молодые железнодорожники из передвижной рабочей бригады соорудили себе уютные крытые клеенкой времянки. Там всегда были рады приютить старого знакомого и напоить его горячим чаем с сахаром, который размешивали непременно гаечным ключом. А если поблизости не окажется егеря, могли сообразить и рагу из кролика и всякого а ля на скорую руку.
И верно: горшочек с жарким еще не перестал кипеть на угольках лагерного костра и пах как никогда аппетитно. Мокрист ожидал увидеть юношей, с которыми познакомился только сегодня утром. Сейчас они должны были с радостью устраиваться на ночлег после тяжелого дня. Он не ожидал увидеть их трупы… но именно это зрелище предстало его глазам. Потрескивал огонь, бледным светом горели фонари, и Мокрист видел, что у железнодорожников под руками было множество предметов, которые они могли использовать как оружие, но, по всей видимости, их застали врасплох. Схватка была страшная, и они более чем несомненно потерпели поражение. Быстрым взглядом он обвел раскиданные части тел, сосчитав, что всего было девять человек, и всех их порубили, когда они ужинали у входа в самодельную лачугу.
Из Сумерек Темноты, недолго думая, взялся за дело и стал обнюхивать трупы и землю.
— Чертовы гномы здесь побывали, да, чууую мелких ублюдков! Кто-то еще здесь, — быстро добавил он, указал на небольшой лесок в отдалении и перешел на шепот. — В лесу прячутся, — гоблин принюхался. — Вон там, — снова принюхался. — Несколько их, один ранен, — его глазки-бусинки блестели, а Мокрист… Мокриста вдруг охватило такое чувство, будто он горел в огне.
— Пожалуйста, — с трудом выговорил он. — Скажи, как по-гоблински будет «В атаку!»?
Намного, намного позже Мокрист вспомнит, что гоблин успел произнести как минимум начало слова, а потом весь мир заволокло алой дымкой, полной криков, и темным туманом войны. Он сознавал, что его руки и ноги сами по себе творят жуткие вещи, особенно руки, и слышал звуки, неприятные звуки, хрусты, хлюпы, но все это отзывалось в нем одними неясными ощущениями, как и чьи-то вопли… Мелкие крупицы воспоминаний выплывали из глубин подсознания, как пузырьки в домашнем лимонаде, и, вырвавшись на поверхность, улетучивались так быстро, что он не успевал их осмыслить. Но постепенно пузырьки выветрились, и Мокрист до некоторой степени пришел в себя и обнаружил, что лежит, прислонившись спиной к дереву.
Костер железнодорожного лагеря снова разгорелся, и на горизонте Мокрист с огромным удивлением заметил первые признаки рассвета. Но они ведь пришли сюда всего несколько минут назад, разве нет? Из Сумерек Темноты сидел неподалеку на пеньке, куря трубку и время от времени выдувая кольца дыма в утреннюю синеву неба. Это было зрелище, о котором мог бы мечтать любой художник, если бы только для этой картины не требовались разнообразные оттенки крови и пара мазков того невообразимого цвета, который имеют кишки. Воспоминания Мокриста о минувшей ночи теперь украсились грудой трупов.
— Однако ты темная лошадка, господин Всех Мокрист! — Гоблин оскалил зубы в ухмылке. — Кто бы мог подумать? Имей в виду, после такого у тебя все будет страшно болеть. Но повел ты себя по-мужски! По-гоблински даже! Трое! Сам пересчитай! В смысле, кусочки пересчитай и сложи, трое и получится. От трех гномьих вояк только мокрое место осталось! Двое были снаряжены по высшему разряду, в микрокольчугу, как наемные убийцы. Стоит немало. Военная добыча. Вот, бери, отнесешь госпоже Ангеле Красоте вместо сувенира. Хорошо будет смотреться над камином!
То, что Мокрист сначала принял за обрубок дерева, оказалось головой гнома, все еще в боевом шлеме.
— Вот это правильно! Пусть все выйдет из организма! Рви, рви и еще раз рви. Это полезно, почувствуешь себя намного лучше. Пусть все остается снаружи, а не внутри.