Под знаком Близнецов. Дикий горный тимьян. Карусель

В опустевшей неосвещенной комнате было тихо и спокойно. Огонь то вспыхивал, то угасал. Одно полено вдруг затрещало и вспыхнуло. Раздался треск горящего дерева, и фонтан искр взметнулся вверх, как фейерверк, рассыпавшись на коврике перед камином. Оставленные без присмотра, они стали тлеть. Порыв ветра прокрался по лестнице наверх. Один уголек вспыхнул и лизнул угол упавшей на пол газеты. Маленькие язычки пламени поползли по газете. Они становились все больше и смелее и скоро охватили ножку столика возле кресла, где обычно сидел Родди, где у него лежали книги, сигары и стопка старых журналов. Вот они уже добрались до сухих прутьев старой корзины, где он держал поленья. Скоро край шторы начал медленно тлеть.

Джон Данбит сидел за письменным столом в библиотеке, где он провел весь день, разбирая бумаги дяди, раскладывая счета по ферме и личные счета в две аккуратные стопки, чтобы передать их Роберту Маккензи, а также биржевому маклеру Джока в Эдинбурге и своему бухгалтеру.

Дядя содержал деловые бумаги в полном порядке, и это очень облегчило ему задачу, но все равно дело было кропотливое и, конечно, печальное. Ибо в его бумагах встречались старые записные книжки-еженедельники, приглашения на танцы, выцветшие фотографии людей, совсем Джону незнакомых. Группы военных в форме, сфотографированных в Красном Форте в Дели; снимок партии оружия в джунглях, приготовленного, по-видимому, для охоты на тигра, свадебные фотографии. Некоторые снимки были сделаны в Бенхойле. В маленьком мальчике он узнал своего отца, а в стройном юноше – Родди; он был в белых фланелевых брюках и, казалось, вот-вот запоет, исполняя главную партию в какой-то довоенной музыкальной комедии.

Дверь отворилась, и в комнату неторопливым шагом вошел нынешний Родди. Джон был рад его видеть, да к тому же это был хороший предлог, чтобы отложить работу. Он отодвинулся вместе со стулом назад и поднял фотографию:

– Посмотри, что я нашел.

Родди подошел поближе взглянуть на фотографию через его плечо.

– Господи боже мой! Внутри каждого толстяка есть худой человек, который стремится выбраться наружу. Где ты ее нашел?

– Среди кучи старых бумаг. Который час? – Он взглянул на свои часы. – Уже четверть девятого? Ничего себе! Не ожидал, что так поздно.

– Четверть девятого в омерзительно холодный зимний вечер. – Родди вздрогнул. – Меня чуть ветром не сдуло, когда я шел сюда через двор.

– Давай что-нибудь выпьем.

– Отличная идея, – сказал Родди так, как будто об этом даже не думал.

Он направился к столу, где Эллен уже выставила бутылки и стаканы, а Джон попытался прикинуть, сколько таких стаканчиков пропустил его дядя, сидя в одиночестве у себя в гостиной, но тут же сказал себе, что это не имеет никакого значения и вообще это не его дело. Он чувствовал только, что очень устал, и перспектива восстановить силы с помощью стаканчика виски показалась ему вдруг очень заманчивой.

Он встал и пошел к камину, чтобы разжечь дрова и подвинуть кресло Родди поближе к огню. Родди принес стаканы, вручил один из них Джону и опустился в кресло со вздохом, похожим на вздох облегчения. Джон остался стоять, и тепло от огня поднималось вверх по его спине; он только сейчас понял, что весь застыл от холода, сидя в нише перед окном.

– Твое здоровье, – сказал Родди, и они выпили. – Когда народ возвращается, не знаешь?

– Не имею представления. – Загорелое лицо Джона было безучастным. – Думаю, около десяти. Зависит от того, прилетит самолет вовремя или нет. Вполне может опоздать из-за сильного ветра.

– Ты и вправду завтра уезжаешь в Лондон?

– Да. Мне необходимо. Возможно, я вернусь на следующей неделе или через неделю, но сейчас, когда у нас проходит такая крупная сделка, я должен быть там.

– Хорошо, что ты смог сюда выбраться.

– Мне здесь понравилось. Жаль, что все должно так закончиться. Я бы очень хотел, чтобы Бенхойл был нашим, как и прежде.

– Мальчик мой, все когда-то кончается, но затраченные нами деньги окупились с лихвой.

Они стали вспоминать былые времена, и оба наслаждались теплом камина и дружеским общением, и время летело незаметно. Они уже два раза добавляли виски в стаканы (вернее, Джон – два, а Родди – все четыре), когда за дверью послышалось шарканье ног и в комнату вошла Эллен. Они нисколько не удивились этому неожиданному вторжению, ибо Эллен уже очень давно входила без стука. Она казалась усталой и очень старой. При сильном ветре и холоде у нее нестерпимо болели кости, а она была на ногах почти весь день. Об этом можно было судить по ее лицу. Губы были крепко сжаты. Она пришла с твердым намерением поставить их в известность об ужине.

– Не знаю, когда вы оба собираетесь есть, но ужин готов, и можете приступать в любое время.

– Спасибо, Эллен, – сказал Родди с легким сарказмом, которого она даже не заметила.

– А когда остальные вернутся из Инвернесса, я не знаю, но им придется довольствоваться бульоном.

– Это именно то, что им нужно, – заверил ее Джон и добавил, желая ее успокоить: – Мы будем в столовой через минуту. Мы просто решили пропустить по стаканчику.

– Это я и сама вижу.