Под цикадным деревом

Я взяла коробку, чтобы сложить в нее тетины вещи. Внутри что-то зашуршало, покатилось и ударилось о край. Разве я не все вынула из нее?

Я заглянула внутрь и увидела на дне, в углу золотую цепочку с подвеской, которую обычно дарят новорожденным. На подвеске было выгравировано имя «Эвтерпа», на цепочку налеплен кусочек высушенного временем теста для тортеллини.

Мама и ее сестры делали так, чтобы запомнить что-нибудь: приклеивали на цепочку кусочек свежего теста. Когда я замечала и спрашивала, что они хотят запомнить, они склоняли головы набок, улыбались и отвечали: «Если вспомню — расскажу».

Я держала цепочку перед собой, и, пока смотрела на нее, кусочек теста раскрошился, рассыпался в моих пальцах на тысячу желтых крошек.

Вечер, курица и велосипед

Брешиа, февраль 1945

— Мне жуть как скучно, — сказала Талия на диалекте.

Она сидела на полу, прислонившись головой к откосу французского окна, и смотрела на засыпанный снегом двор, укутавшись в одеяло из грубой шерсти. Терпсихора жалась к сестре, положив голову ей на плечо.

Они ничего не ели ни на завтрак, ни на обед, даже не ужинали вчера. В доме ждали рождения ребенка, бабушка Инес обещала им кусочек сыра, когда начнутся роды, а удастся ли хоть чем-то заморить червячка до них, девочки не знали.

— Держи, почини их, — сказал Беньямино Талии, протянув дочери дырявые тапочки. Талия со вздохом взяла их. Она страшно устала отвлекаться от голода.

— Почему ты не на фабрике дедушки Джанни, папа? Разве ты сегодня не работаешь? — спросила на диалекте Мельпомена, сидевшая на стуле у почти погасшего камина.

Дрова, которые они собрали несколько дней назад во время снегопада, так и не высохли. В ящике хранили свечи на случай, если ребенок родится ночью: бабушка Инес решила, что зажгут хотя бы одну, даже несмотря на комендантский час.

— Не говори на диалекте, пожалуйста. Нет, я сегодня не работаю. Останусь дома и подожду с вами, — ответил Беньямино, улыбнувшись дочери. На коленях он держал приемник. Разве мог он сказать, что фабрика по производству пасты обанкротилась и что отец отправил его в так называемый «отпуск по уходу за ребенком» на неопределенный срок.

— Делов-то, все равно родится еще одна девчонка, — сказала Талия. — Как мы ее назовем, папа?

— Назовем… Может, Диана. Как богиню охоты.

— Ух ты! — Талия широко раскрыла глаза от восторга. Она восхищалась образованностью отца: сколько она себя помнила, где бы ни сидел отец, рядом с ним всегда лежала стопка книг, которую девочки вечно опрокидывали, врываясь в дом со двора.

— А если родится мальчик?

— Если родится мальчик, назовем его Лоренцо, — подала голос Бьянка и зашевелилась на кровати.

— Сказать по правде, я думал назвать его Океан, — ответил Беньямино, крутя переключатель приемника. — Как одного из титанов…

— Еще чего, Океан! — фыркнула Бьянка. Она села, ее большой живот был обращен к противоположной стене. — Над ним будут издеваться… Лучше Лоренцо. Мы же договорились: ты выбираешь имена девочкам, я — мальчикам.

Талия заметила движение за окном и отдернула занавеску: бабушка Инес шла через двор по вытоптанной в снегу тропинке, прижимая к боку большую плоскую корзину, в которой лежала пара кочанов итальянского цикория и несколько луковиц.

— Снова горький суп… — прошептала себе под нос Талия.

Урания обогнала бабушку на ржавом трехколесном велосипеде, который толкала вперед с поразительным упорством. На велосипеде ей нравилось передвигаться куда больше, чем на слабых крошечных ножках, неспособных удержать тяжесть двухлетнего жизненного опыта.

Урания, в ползунках, крутила педали крошечными ножками без башмачков. Даже несмотря на холод, обуть девочку было невозможно. Сверху на нее надевали крошечную шубку, доставшуюся в подарок от Розы — та вытащила ее из мешка со старой одеждой.

При мысли о Розе Талия тут же вспомнила Эвтерпу.

— Где Эвти? — спросила она, не отрываясь от окна.

— С Нери. Доставка на велосипеде, — ответила Мельпомена. Сестре и десяти лет не было, Талия знала, что она часто отвечает невпопад.

— Ей не следует видеться с ним, — вмешался Беньямино. — Она себе могилу роет.

— Почему? — взволнованно спросила Мельпомена.

До них долетел смех бабушки Инес, и они отвлеклись на нее. Подойдя к французскому окну, они увидели, как Урания с бешеной скоростью крутит педали, нарезая круги вокруг цикадного дерева. Из ее крошечных губок вырывались белые облачка пара, задерживались у воротника ее шубки, а затем улетали в февральский воздух и скрывались за ее плечами. Крошечные ножки крутили педали так, словно остановись она — и наступит конец света.

В корзинке ее трехколесного велосипеда застряла кудахтавшая курица. Птица настолько испугалась, что принялась нести яйца прямо в корзинку, а Урания все гнала и гнала велосипед вокруг дерева.

— Урании удалось поймать ее, наконец-то! — воскликнул папа. — Знаете, я не думал, что бедняга еще жива…

Талия пригляделась к птице и заметила, что она не очень похожа на их курицу, но не сочла это важным.