Под стеклянным колпаком

«Общественники» тотчас собрали у себя митинг. Заволновались и в «Парадизе».

Речи «семейных» отличались беспорядочностью и необдуманностью…

Большинство из них были довольно своим положением и не желали лучшего. Весь век так бы прожить!

Поэтому всякая перемена, всякое волнующее событие пугали их, вызывали раздражение против виновников.

И Коваля бранили на всякий лад. Именно Коваля, потому что ему единственно все приписывалось, и никто не хотел верить во временное правительство, неизвестно кем выбранное и уполномоченное.

Коваля не любили и боялись среди «семейных». Верили ли заговору «ученых»? И да, и нет. Поверить было слишком страшно. «Ученые» основали эту колонию, руководили ею, построили гигантский стеклянный колпак, спасающий во мраке и холоде полярной ночи от ледяной смерти. «Ученые» знали, как и что надо делать, знали тайны, недоступные простым смертным. Знает ли их Коваль? А если он сделает что-нибудь не так, испортит хитрые сооружения, механизмы? И вдруг все рушится, упадут стеклянные своды и наступят ужасы гибели для людей, гордо и властно основавших свою жизнь у «конца света», на конце земной оси.

«Ученые» были не только начальством, но магами, кудесниками и обладающими чуть ли не сверхъестественными знаниями и властью.

А теперь они отстранены, арестованы. Кто заменит их? Кто обережет искусственно созданную жизнь?

Но прокламация говорила так убедительно, приводились факты… Неужели все это ложь? И в робкие души забирался страх перед опасностью, еще не миновавшей.

А что, если взрыв уже подготовлен и малейшего прикосновения к какому-нибудь механизму достаточно, чтобы все рухнуло?

И помимо воли на вопрос: «Кто поможет? Кто предупредит?» следовал ответ робкой души:

— Коваль!

Иначе отнеслись «общественники». Для них важнее всего был вопрос о нарушении прав народа, попранных в одну ночь шайкой.

— Почему Коваль не обратился к народному собранию, не обвинил «ученых» в заговоре перед лицом всей колонии? Кто имеет право лишать свободы без приговора суда?

Нашлись возражения:

— Если заговор действительно существовал, ликвидировать его можно было только решительными мерами. Прокламация уверяет, что каждая минута промедления грозила опасностью.

— Но по какому праву они объявили себя временным правительством? Мы не признаем их! Мы их не выбирали! Долой узурпаторство!

Проще всего было вступить с шайкой в борьбу и освободить арестованных, но возбуждение выливалось в словах и толпа не могла согласиться на определенный образ действия.

И среди этих колебаний воли, растерянности мысли, потоков слов, столь далеких от дела, властно зазвучал колокол, призывающий в дом народного собрания.

Исход был найден. Бежать туда, под белоснежный купол, где народ становился господином собственного положения, под купол, освященный законами, которые народ здесь утвердил своею властью и волею, под купол, являющийся символом правды и законности.

На возвышении, где всегда помещался президиум собраний, сидели члены временного правительства с Ковалем во главе.

Лицо его было бледно, но спокойно. Холодным взором он пытливо следил за колонистами, один за другим занимающими места.

Слышался сдержанный гул голосов. Все прониклись не уважением к этому собранию, а были захвачены необычайностью. В иных говорило простое любопытство. Что скажет Коваль?

Он встал и заговорил громко, размеренно, словно читал по тетрадке. Изложил все подробно. Свои первые подозрения. Все дальнейшие наблюдения над деятельностью ученых. И то, как он за ними следил, прислушивался, старался разгадать тайный замысел. И то, как он постепенно знакомился с научными открытиями Уальда и Бессонова.

— Я ничего не имел в виду другого, кроме блага всей колонии. Все смотрели только на частности, я попробовал выяснить себе цель этих людей. Много и много раз был я обманут в жизни светлыми планами, радужными горизонтами, светочами, зажигаемыми руками интеллигенции, но здесь почуялись мне обман и ложь. Вы вправе спросить: почему я не поделился ни с кем своими наблюдениями, почему я молчал, не обратился к народному собранию? Я — человек дела, а не слов! Ведь если бы я хоть намекнул одним словом, что знаю все, меня сочли бы за сумасшедшего или за преступника. Вера в «ученых» и сейчас в вас сильна. А они сумели бы скрыть все следы своего злодейского замысла, и я бы оказался побежденным, их тесный союз — победителем. Я не мечтаю о диктаторстве, я не хочу произвести на вас давление, пользуясь тем, что вся наша группа переворота хорошо вооружена. Сейчас же мы готовы передать власть в руки народа. Судите сами заговорщиков, как хотите!

Слово взял один из «общественников»: