Под стеклянным колпаком

Страшные события, потрясшие до основания жизнь колонии, миновали. Хотелось верить, что после издания законов они не могут повториться. Все, кажется, успокоились.

И беседа собравшихся провести время после трудового дня протекала мирно. Тени грусти не сбежали с прекрасного лица Эвелины, но и она как будто выглядела сегодня веселее, больше интересовалась окружающим.

Уальд только что сообщил о последних своих наблюдениях над природою полярных сияний. По его мнению, это, несомненно, истечение избытка электромагнитной энергии, являющейся результатом вращения земного сфероида вокруг оси.

— Если бы использовать этот избыток, полярных сияний не было бы.

Бессонов заспорил, доказывая, что понятие об энергии вообще устарело и что электричество есть материя.

— Наступит время, когда люди будут приходить в лавку и спрашивать: «Дайте мне фунт электричества».

Уальд заметил, что это парадокс, нисколько не влияющий на справедливость его выводов относительно полярных сияний.

Разговор понемногу перешел на более близкий, больной вопрос о будущем строе человеческой жизни. Приведут ли людей к счастью новые формы жизни или люди раньше, путем самоусовершенствования, должны переродиться и лишь тогда создадут «страну счастья»?..

Вдруг все вздрогнули.

Снаружи раздался шум шагов нескольких людей. Кто-то взялся за ручку двери. Уальд насторожился и, вскочив, быстрым движением запер замок.

— Идите в склад за оружием, — обратился он к Воскобойникову.

Эвелина широко раскрыла глаза.

— Разве опять что-нибудь…

Она не успела договорить. Замок разлетелся вдребезги. Дверь широко растворилась и в ней показался Коваль. За ним виднелась толпа колонистов.

Коваль, держа в протянутой руке электрический револьвер, властно крикнул:

— Ни с места!

И шагнул в комнату, давая дорогу своим соучастникам.

Основателей колонии окружили.

Бессонов сделал попытку сопротивляться, но со всех сторон на него направились дула револьверов.

Несколько человек бросились за Воскобойниковым и привели его.

— Что все это значит? — холодно спросил Уальд.

— Вы арестованы.

— Кем?

— Мною.

— Значит, это разбойничий набег?

— Мы действуем так для спасения от гибели всей колонии.

— От чьего имени? Кем вы уполномочены?

— Об этом вы узнаете впоследствии. Не вам задавать мне вопросы. Мы разгадали ваш гнусный замысел. Тайна ваша известна. Вам придется отвечать перед народом.

— Что за нелепость, черт возьми! — не выдержал Бессонов. — Ведь это кошмар какой-то! Объясните, по крайней мере, в чем дело?

Коваль, не отвечая, скомандовал:

— Марш!

— Как я жалею, Эвелина, что послушался вас и перестал носить с собой револьвер, — успел тихо сказать Уальд «Полярной императрице».

Арестованных отвели в одно из главных зданий и разместили по отдельным комнатам, у дверей которых встала вооруженная стража.

В ту же ночь была арестована вся партия ученых.

Ни «общественники», ни «семейные» не знали ничего, но, несомненно, наутро необычайная весть облетит всю колонию.

Надо было предупредить распространение тревожных слухов, которые сейчас же будут раздуты сплетней.

Из шайки, искусно подобранной Ковалем, он выбрал пять человек, наиболее интеллигентных, и объявил себя, вместе с ними, временным правительством. Наутро было готово воззвание.

Оно поразило, как громом, ничего не подозревавших колонистов.

Коваль изложил подробно о готовившемся заговоре «ученых». Он сжег корабли и явную клевету развил в целый обвинительный акт, якобы основанный на фактических данных.

Но Коваль чувствовал, что этого мало, что могут все-таки не поверить.

И воззвание закончил наподобие наполеоновских прокламаций к солдатам: «Мы решились выступить на защиту колонии, которой грозила смертельная опасность. Обстоятельства не допускали созыва народного собрания. Каждая минута промедления могла погубить всех. Заговорщики арестованы. Пусть их судит народ».

Рано утром, сдав воззвание в типографию, Коваль сидел один в кабинете Бессонова, отослав от себя созданное им временное правительство.

Кругом еще царила тишина. Колонисты спали, не зная, чем грозит им следующий день.

Коваль задумался. Он затеял опасную игру. Его лоб бороздили морщины.

Острый взгляд словно хотел проникнуть в будущее…

Темная, низкорослая фигура вползла в дверь. Изгибаясь, едва ступая, подошла она к Ковалю. В правой руке сверкнул нож…

Коваль, уже прислушивавшийся к шороху, вскочил и схватил убийцу. Тот неожиданно ослабел, опустил руки и завыл дико, не по-человечески, задыхаясь и плача.

— Бог! Дьявол! Св. Патрик! — слышалось сквозь невнятное бормотание.

Коваль схватил обезумевшего ирландца и несколько раз его встряхнул.

На минуту опомнившись, Патрик воззрился сумасшедшим взглядом и прорычал:

— Горячий поток исчез! Пещера рухнула!

И, в судорогах охватившего его вновь припадка безумия, с хохотом покатился на пол…

Глава XXV Плебисцит

Ранним утром по всей колонии бегали двое из шайки Коваля, разнося кипы прокламаций временного правительства.

Прочитав неожиданную весть, «семейные» стали выбегать из домов, ища, с кем бы поменяться мыслями, кто бы указал выход из создавшегося ужасного положения.