Под солнцем Севера

Вместо салата к вареному мясу хозяйка подала макаршу — клубневидные корневища горца (живородящей гречихи). Гречневой каши из горца не сваришь, но его сладковатые мучнистые коренья, обладающие приятным миндальным вкусом, иногда едят свежими и добавляют их в пироги и лепешки. Выкапывают коренья макарши после таяния снега, до появления листьев, когда запас питательных веществ еще сохранился.

Мне понравился салат из кореньев, но темные кусочки вяленой нерпы слегка припахивали. Такое мясо с душком, видимо, восполняет потребность местных жителей к острым блюдам: соль чукчи не употребляют.

За чаем рыбак рассказал стародавнюю легенду.

— Жил в Чукотии всеми уважаемый охотник. Он крепко любил, свою родную землю и преклонялся перед северной природой. Всю жизнь обитал на восточном берегу Чукотского моря, никуда не выезжая. По утрам он нередко любовался солнцем, встававшим как бы из пучины моря.

Однажды сын охотника уговорил отца поехать на запад. Они отъехали так далеко от моря, что солнце всходило там «из-под земли». Отец на новом месте не ужился и попросил сына увезти его обратно к родному берегу. Они возвратились домой.

Старик сразу же отправился на берег. На небосклоне занималась яркая заря, предвещавшая появление солнца. Вот брызнули первые его лучи. Родные услышали радостные возгласы охотника и поспешили к нему порадоваться вместе восходу светила. Но тот внезапно умолк и упал на землю. Он умер. Радость была настолько сильной, что оказалась для старика смертельной.

— Вот так и я умру, если расстанусь с солнцем на этом берегу, — закончил рыбак и задумчиво посмотрел на нас своими черными умными глазами.

Промышляет он на побережье давно, с морем сроднился и приноровился к нему, оно дает ему пищу и многое другое, в чем он нуждается.

Восьмилетний сын рыбака подошел к костру, выгреб прутиком уголек и начал раскуривать трубку. Курят здесь не только взрослые мужчины и женщины, но и ребята. Закурила после ужина и Альнана. С видимым наслаждением затягивалась она дымом и выпускала его изо рта колечками, которые затем пронизывала новой струей дыма.

Покурив, она шутливо толкнула брата и запела, быстро вдыхая и как бы с усилием выдыхая воздух. Ритмические гортанные звуки, похожие на хорканье оленя, развеселили мальчика, у него радостно заблестели глаза. Мы с удовольствием глядели на веселые светло-коричневые лица детей.

После ужина Коравги сказал: «Тыпаак» («я сыт»). Благодарить после еды тут не принято. Мы вышли из яранги и пошли к палатке.

На береговой дюне серебрились на солнце заросли мохнатого колосняка. На окраине луговины росла крошечная (не длиннее спички) ивка. Выкопанная с корнем, она свободно уместилась на моей ладони. Насколько же сильными были длительные воздействия суровой арктической природы, чтобы в ходе эволюции дерево превратилось в такую былинку! Но оно и здесь цвело, давало плоды, а осенью роняло свои листья.

На бугорке травянистого берега озерка созрела янтарно-желтая морошка, налитая пахучим соком. В приколымской тундре морошку едят и свежей и в моченом виде. Теперь зрелые ягоды соблазняли казарок и гуменников (это было заметно по гусиным следам). Коравги известно, что местные жители пьют настой травы морошки от кашля и «боли в груди».

Мы проснулись около пяти часов утра: в туго натянутые полотнища палатки барабанил дождь. Сильно дул северный ветер, который нагнал тучи, разразившиеся холодным душем. Часа через два дождь перестал, ветер ослабел и переменил направление.

Словно умытая, тундра искрилась под лучами солнца, Воздух после дождя стал мягок и нежен. Сегодня особенно ощущалось арктическое лето.

В похорошевшей тундре жизнь шла своим чередом.

Гуси, лебеди и иные птицы продолжали учиться летать. Наиболее заметны были старания старых гусей — вожаков, подготовлявших молодняк к предстоящему отлету на юг. Казалось, они вначале даже не могли справиться с этим делом.

Незадолго перед этим поднимались на крыло целые стаи молодых птиц, еще не усвоивших навыки группового полета. С шумом взлетая невысоко над тундрой и мешая друг другу, они устремлялись к соседнему озеру, где сразу же шлепались в воду. Вожаки упорно продолжали тренировку и удлиняли учебные полеты. Не умея управлять своими крыльями, молодняк быстро уставал, а иные птицы отставали, стремясь отбиться от стаи. Перелинявшие старые гуси зорко следили за такими бездельниками и, догнав их, возвращали на место, нередко прибегая к ударам крыльями и клювом.

Теперь взрослые птицы руководили круговыми полетами. Нередко вся вереница гусей скрывалась из поля зрения, а потом вновь появлялась. Летали гуси уже-не вразброд, а правильным углом — клином или растянувшись наискось широкой «лавой». Вожаки терпеливо трудились над сохранением строя: они появлялись то спереди, то сзади и с боков, подравнивали неуспевающих, набирали нужную высоту, приноравливаясь к воздушным потокам.

Научились летать и молодые лебедята, но летают они низко над водой, да и то лишь по прямой линии.

При едва уловимом юго-восточном ветре мы отчалили от берега. Лодку слегка покачивала морская зыбь.