– Это почему же? – он еле сдерживался, чтобы не наброситься на старуху и не прихлопнуть её одним ударом.
– Исла не шотландка, она не из вашего рода…
– Ну и что?
– Свадьбу следует отложить, я должна справиться со злом, обитающим внутри девушки, – она умолкла, но почувствовала, накаляющийся гнев внутри короля. – Сейчас она красива и прелестна, – продолжала, Оливия, немного подумав, у нее появилась новая идея, что бы стряхнуть с молодого короля любовную блажь. – Её, соблазняющие мужчин девичьи формы, обманчивы. Это ненадолго, красота вечной не бывает. Ещё каких-нибудь лет пятнадцать, а то и десять, и её начнут одолевать морщины и тени под глазами. К этой свежести прикоснётся невидимая, но вездесущая смерть в виде старости. Её красота начнёт увядать очень скоро, её робкий девичий голосок погрубеет, нрав примет очертания убого скрюченного создания, кожа почерствеет, упругость сменится на вялость и немощь, живот обвиснет, лёгкость уступит неловкости и тяжести, сговорчивость и робость переродятся в ворчливость и грубость, она превратится в старуху. Посмотри на меня, я раньше была тоже красива и мила. Вот, во что я превратилась. Стоит ли тебе, сильному, волевому, разумному королю, которому доверяют, за которым пойдут в бой его подданные, которому предстоит стать властителем всего мира, покориться временной, обманчивой красоте. Разве ты не видишь, что её уже давно присоединили к себе злые духи, она всецело их, вся – от кончиков пальцев, до кончиков волос. Такой красоты не бывает, это зло сделало её такой, чтобы обмануть людей, спрятавшись за маской ангела.
– Да, вижу, – Олафу всё же удалось сдержать свой гнев. Он выслушал жрицу до конца, хоть ему это стоило большого терпения, ведь врага надо знать. – Но как бы ты не считала, чтобы не говорили люди, я всё же обручусь с ней, – твердо заявил он.
Лицо Оливии исказилось в муке, она покрылась тенью чёрной мести.
– Она носит в себе моего наследника, – сказал Олаф металлическим голосом, чтобы до жрицы дошло, что шутить он не намерен, и готов каждого, кто посмотрит зло в сторону Ислы, убить, отправить в Валгаллу, где собираются души умерших, перед тем, как попасть в загробный мир. – И всяк, кто посягнёт на её жизнь, будет лично мной отправлен к праотцам, вместе со всей его семьёй, – добавил он, что бы запугать ведьму.
– Как скажешь, Олаф. Я всегда буду на твоей стороне, и если тебе нужна будет моя помощь, я готова её оказать, – это были последние слова Оливии, перед тем, как она покинула резиденцию короля, оставив его со своими мыслями.
Глава 42
День был на редкость холодным, с моря дул сильный западный ветер, вдобавок ночью прошёл дождь, принесший сырость и влагу в ущелье Эльфов. Было утро, но укрывшие верхушки гор серые облака, и скопившийся за ночь туман придавали жертвенному лесу мрачность и неприязнь природы. Все же, несмотря на суровость погоды, старая ведьма притащилась в этот богом забытый уголок, где даже не было видно птиц, не желающих посетить столь зловещее место. Оливия так энергично совершала обряд жертвоприношения, что казалось, её ничто не омрачало, кроме тех желаний, которые грызли её из нутрии, не давая покоя ни днём, ни ночью.
В это мрачное, неприветливое и зловещее утро Оливия, одна, с холодным и равнодушным лицом перерезала горло трём уткам и одной молоденькой овце. Со знанием дела она старательно привязала их тушки к ветвям деревьев, на которых ещё не распустились почки, головами вниз, чтобы стекала кровь. Жертвенную кровь она тщательно собрала в чаши и, перелив кровь в одну чашу, она окропила ею круг окаймляющий могилу её покойного мужа, Робертсона. Молния, зародившаяся где-то в глубине облаков, на мгновение осветила холодный и мощный надгробный камень, освещая зловещие надписи. Послышался раскатистый гром, казалось раскалывающий скалы ущелья. Звуки грома несколько раз отразились от стен ущелья, затихая где-то в глубине тёмного леса. Тяжёлые тучи насели над ущельем, покрыв его своей чудовищной тенью, окуная деревья в зловещие мрачные тени. Внезапно всё застыло, затихло, окутывая деревья в мёртвенную тишину.
Но упорную жрицу это не смутило, напротив, она с какой-то нечеловеческой яростью начала шептать слова молитвы. Но была ли это молитва? Обращалась ли она за справедливостью или просила прощения у Господа, вспоминая свои грехи?
Шёпот ведьмы, словно шипение сотни ядовитых змей, проник и наполнил лес, проползая в его самые тёмные и, казалось, мертвенные уголки. В этих призрачных тенях, причудливо изогнутые ветви деревьев казались уродливыми руками какого-то чудовищного, отвратительного монстра, выползшего из преисподней мрака.
Оливию трясло, она, то шептала какие-то заклинания, то умолкала, погружая ущелье в ещё большую опустошенную тишину. В прозрачном свете трёх маслянистых ламп, развешанных на ветвях у могилы, ведьма пала навзничь на невысокую могильную насыпь и зарыдала. Её рыдания постепенно перешли в дикий смех, а затем, поднявшись на колени, она стала произносить одно из тех древних проклятий, которыми когда-то обучил её покойный муж.