Читаем Под сенью дев, увенчанных цветами полностью

Темнело; пора было возвращаться; я пошел провожать Эльстира до его виллы, как вдруг, словно Мефистофель, вырастающий перед Фаустом, в конце улицы возникли — как простое и доступное восприятию, фантасмагорическое и бесовское воплощение темперамента, во всем мне противоположного, какой-то варварской и жестокой живучести, которой так не хватало мне, с моей слабостью, избытком болезненной возбудимости и интеллекта, — несколько пятнышек той породы, что не спутаешь ни с какой другой, несколько коралловых звездочек из зоофитской[268] стайки девушек, делавших вид, что не видят меня, хотя сами наверняка уже вынесли обо мне ироническое суждение. Чувствуя, что моя с ними встреча неизбежна и что сейчас Эльстир меня окликнет, я повернулся спиной, как купальщик, на которого надвигается большая волна, и отстав от моего выдающегося спутника, который шел себе дальше, застыл на месте и уткнулся носом в витрину антиквара, мимо которой мы как раз проходили, как будто она меня внезапно заинтересовала; я был не прочь притвориться, будто способен думать не о девушках, а чем-то другом, и уже смутно предвидел, что, когда Эльстир меня позовет, чтобы представить девушкам, я оглянусь на него вопросительным взглядом, таким, что выдает не столько удивление, сколько желание выглядеть удивленным; и поскольку все мы плохие актеры, а наши ближние хорошие физиономисты, я даже ткну себя в грудь пальцем, будто спрашивая: «Это вы меня зовете?», и быстро подбегу, легким наклоном головы выражая почтение и послушание, а лицом — расчетливое усилие скрыть досаду, что меня оторвали от созерцания старого фаянса ради знакомства с особами, которых я и знать не хочу. Тем временем я разглядывал витрину и ждал, когда же мое имя, вылетев из уст Эльстира, поразит меня, как ожидаемая и необидная пуля. Я был уверен, что меня познакомят с девушками, а потому не только разыгрывал равнодушие, но и в самом деле был равнодушен. Теперь радость от знакомства с ними была неизбежна, а потому она ужалась, съежилась, показалась мне меньше, чем радость от бесед с Сен-Лу, от обедов с бабушкой, от экскурсий по окрестностям, которых мне даже было жаль, ведь по всей вероятности мне придется пренебречь ими ради дружбы с особами, которые едва ли интересуются памятниками старины. К тому же радость, которую мне предстояло испытать, ослаблялась не только неминуемостью, но и противоречивостью ее осуществления. По законам, точностью не уступающим законам гидростатики, образы у нас в сознании накладываются один на другой в определенном порядке, а приближение события расстраивает этот порядок. Вот сейчас Эльстир должен был меня позвать. Я часто — на пляже, у себя в комнате — воображал, как познакомлюсь с девушками, но я представлял себе это совсем не так. Надвигалось совсем другое событие, и я был к нему не готов. Я не узнавал ни своего желания, ни его предмета, я почти жалел, что пошел гулять с Эльстиром. А главное, удовольствие, которое я так предвкушал, скудело из-за моей уверенности, что меня уже нельзя его лишить. Но словно под воздействием силы упругости, оно снова разрослось до прежних размеров, как только на него перестала давить уверенность, в тот миг, когда я, собравшись с силами, обернулся и увидел, что Эльстир, стоявший с девушками неподалеку, уже прощается. Лицо той, что была ближе всего к нему, толстушки, озаренной его взглядами, было похоже на пирожное, в котором нашлось место для частички неба. Ее глаза, хоть и неподвижные, напоминали о скорости: так в дни, когда сильный ветер, можно заметить, как быстро перемещается в глубине лазури воздух, хотя он и невидим. На миг ее взгляд пересекся с моим, как будто кусок чистого неба в грозовой день, летящий вдогонку неповоротливой туче: вот он уже рядом, прильнул, прикоснулся и обогнал. Но они друг друга не знают и разбегаются далеко в разные стороны. Так и наши взгляды встретились, и ни один из этих взглядов не знал, какие обещания и какие угрозы на будущее таит в себе представший ему на мгновенье небесный материк. Когда ее взгляд оказался на одной линии с моим, он только немного затуманился, не замедляя полета. Так в ясную ночь луна, влекомая ветром, ныряет под облако и на мгновение приглушает свой блеск, но тут же появляется вновь. Но Эльстир уже расстался с девушками, так меня и не подозвав. Они свернули за угол, он подошел ко мне. Возможность была упущена.

Перейти на страницу:

Все книги серии В поисках утраченного времени [Пруст] (перевод Баевской)

Комбре
Комбре

Новый перевод романа Пруста "Комбре" (так называется первая часть первого тома) из цикла "В поисках утраченного времени" опровергает печально устоявшееся мнение о том, что Пруст — почтенный, интеллектуальный, но скучный автор.Пруст — изощренный исследователь снобизма, его книга — настоящий психологический трактат о гомосексуализме, исследование ревности, анализ антисемитизма. Он посягнул на все ценности: на дружбу, любовь, поклонение искусству, семейные радости, набожность, верность и преданность, патриотизм. Его цикл — произведение во многих отношениях подрывное."Комбре" часто издают отдельно — здесь заявлены все темы романа, появляются почти все главные действующие лица, это цельный текст, который можно читать независимо от продолжения.Переводчица Е. В. Баевская известна своими смелыми решениями: ее переводы возрождают интерес к давно существовавшим по-русски текстам, например к "Сирано де Бержераку" Ростана; она обращается и к сложным фигурам XX века — С. Беккету, Э. Ионеско, и к рискованным романам прошлого — "Мадемуазель де Мопен" Готье. Перевод "Комбре" выполнен по новому академическому изданию Пруста, в котором восстановлены авторские варианты, неизвестные читателям предыдущих русских переводов. После того как появился восстановленный французский текст, в Америке, Германии, Италии, Японии и Китае Пруста стали переводить заново. Теперь такой перевод есть и у нас.

Марсель Пруст

Проза / Классическая проза
Сторона Германтов
Сторона Германтов

Первый том самого знаменитого французского романа ХХ века вышел более ста лет назад — в ноябре 1913 года. Роман назывался «В сторону Сванна», и его автор Марсель Пруст тогда еще не подозревал, что его детище разрастется в цикл «В поисках утраченного времени», над которым писатель будет работать до последних часов своей жизни. «Сторона Германтов» — третий том семитомного романа Марселя Пруста. Если первая книга, «В сторону Сванна», рассказывает о детстве главного героя и о том, что было до его рождения, вторая, «Под сенью дев, увенчанных цветами», — это его отрочество, крах первой любви и зарождение новой, то «Сторона Германтов» — это юность. Рассказчик, с малых лет покоренный поэзией имен, постигает наконец разницу между именем человека и самим этим человеком, именем города и самим этим городом. Он проникает в таинственный круг, манивший его с давних пор, иными словами, входит в общество родовой аристократии, и как по волшебству обретает дар двойного зрения, дар видеть обычных, не лишенных достоинств, но лишенных тайны и подчас таких забавных людей — и не терять контакта с таинственной, прекрасной старинной и животворной поэзией, прячущейся в их именах.Читателю предстоит оценить блистательный перевод Елены Баевской, который опровергает печально устоявшееся мнение о том, что Пруст — почтенный, интеллектуальный, но скучный автор.

Марсель Пруст

Классическая проза

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература