Под прикрытием

– Извини, но я должен проводить Сергея, – несколько смущённо попрощался со мной Яков Блюмкин, красноречиво придерживаясь за карман со стволом, – на улице очень много шпаны.

«Ему то, коренному одесситу, – недоумеваю, – чего за московскую шпану переживать-беспокоиться?».

– Хорошо, ещё свидимся. Свой «архив» забери – мне он ни к чему…

– Ах, да! – спохватывается и собирает со стола бумаги[65].

Кроме него, Сергея Есенина пошли провожать Вадим Шершеневич, Георгий Якулов и ещё целая толпа – друзей, поклонников поэта и прочих.

Чем-то озадаченный Анатолий Мариенгоф, вернувшись с улицы, тотчас пошёл наверх… Должно быть в офис заведения подсчитывать выручку.

Илья Соломонович Соловейчик куда-то после скандала исчез, а Александр Михайлович Краснощеков, всё так же оживлённо беседовал за одним из столиков с двумя нэпманами.

И тогда Лиля Брик, обратила свой взор на меня и подозвав жестом, несколько смущённо улыбаясь, поведала как самому близкому и даже «интимному» другу:

– Настроение из-за здоровья просто отвратительное! Купила специально пару красных чулок и надеваю их, когда никто не видит – очень весело, знаете ли!

В её устах, это прозвучало как многообещающее предложение мне на эти «красные чулки» взглянуть. По крайней мере – по мере собственной испорченности, я так эти слова понял.

– Красное женское бельё на классных ножках – это неимоверно весело, – кивая соглашаюсь, – и как раз под стиль эпохи…

Невольно для меня, это прозвучало – как моё остро-страстное желание взглянуть, как «красное бельё» – сидит на её женском теле.

Она, загадочно-побуждающее улыбнулась Джокондой с полотна великих Леонардо да Винчи, как будто заранее одобряя любую глупость которую я выкину.

– «Веселиться» в одиночестве слишком часто нельзя, – на уровне инстинкта почувствовав её одобрение своим словам, продолжаю, – можно привыкнуть и незаметно для себя оказаться в Кащенко.

– Хахаха! А Вы, действительно – весьма необычный оригинал, молодой человек! Расскажите мне про себя.

Мал по малу, разговорились.

Совершенно незаметно для меня, очень скоро я стал изо всех сил стремиться доказать ей, что хотя до гениального Маяковского мне бесконечно далеко – но всё на меня, тоже стоит обратить внимание! Лиля Брик же, грамотно задавая вопросы – всемерно поощряла и стимулировала мои старания понравиться ей. И кажется, это был довольно нечастый случай в моих обоих жизнях: когда, пытаясь превзойти себя – я прыгнул выше головы.

– Заведение закрывается, – огляделась она по сторонам, – не проводите ли меня, Серафим?

Её голос, её жесты, её взгляд – показались мне ОЧЕНЬ(!!!) многообещающими и, я не мог сказать ничего другого, кроме как:

– Если в эту ночь я ЭТОГО(!!!) не сделаю – то буду проклинать себя всю оставшуюся жизнь.

Она понимающе улыбнулась этой двусмысленности и с готовностью подставила мне локоток – взяв за который, я повёл женщину-вамп на выход.

* * *

Дом под номером 3, по адресу «Водопьяный переулок» – куда мы с Лилей Брик добрались на извозчике, был трёхэтажный и в свете фонарей выглядел очень красивым. Судя по вывескам, на первом этаже – булочная и студия проката музыкальных инструментов, другие два этажа – жилые.

Поднимаемся на третий этаж, она звонит в квартиру под номером четыре – где ещё сохранилась медная табличка «Присяжный поверенный Гринберг Н.Н.». Довольно долго не открывали и, потому быть может, Лиля стала мне рассказывать:

– По новым законам старым жильцам пришлось «уплотниться», но Николаю Николаевичу удалось договориться и, вместо пролетариев – к нему вселили нашу «троицу» с домработницей…

– Это вам и ему просто неслыханно повезло.

– Ах, свержение монархии в марте родило такую эйфорию – Вы наверное помните… Вся интеллигенция ходила счастливая, будто надышавшаяся эфиром и слушала музыку революции. Кто ж, знал?

Только вздохнул – припомнив кое-что «своё», аналогичное:

– Это точно! Знать бы – где найдёшь, а где потеряешь… Соломки бы подстелил!

Слава Богу, дверь наконец открылась и, наш несколько политизированный разговор закончился вопросом к заспанной служанке средних лет:

– Аннушка, Осип Максимович спит?

– Спит, Лилия Юрьевна, – та, оценивающе глядя на меня, понимающе качает головой, – как обычно спит…

– Проходите, Серафим.

Скидываю в прихожей новенькие галоши и как был в туфлях прохожу в большую комнату – видимо бывшую столовую. Служанка, закрыв за нами дверь, быстро шмыганула в небольшую коморку напротив – видно в «людскую», напоследок – с любопытством и вместе с тем с лёгким пренебрежением, стрельнув на меня глазками…

Типа, видали мы и не таких!

Начинаю чувствовать себя выловленным в подворотне безродным кобелём – какого за каким-то хреном, привели на случку с породистой сучкой…

Часть столовой отгорожена ширмой с надписью большими буквами:

«На кровать никому садиться не разрешается».

Ага, стало быть – там её «траходром».