Под местным наркозом

Прогрессист. Умник несчастный. Энергичный кретин-специалист. Обходительный технократ. Филантроп в шорах. Просвещенный дремучий обыватель. Щедрый крохобор. Реакционер. Модернист. Заботливый тиран. Ласковый садист. Зубодер-зубодер…

Мимоходом в школьном коридоре я сказал:

— Шербаум, мой зубной врач хотел бы с вами познакомиться. Конечно, я могу понять, что вы не рветесь посетить его.

— Почему бы и нет? Чтобы доставить вам удовольствие.

— Это была его идея. Я рассказал о вашем плане, разумеется очень вскользь и не называя вас. Вы же знаете, теперь я решил больше не отговаривать вас, но с любопытством жду, на что будет подговаривать вас мой зубодер. Профилактика — его конек. Иногда он чересчур много болтает.

Мы шли пешком, так как от Эльстерплац до кабинета зубного врача было совсем близко, и на Гогенцоллерндамме Шербаум сказал, словно хотел предупредить:

— Надеюсь, вы не рассчитываете обратить меня в свою веру. Я иду только из духа противоречия.

Мы застали конец приема. Пришлось подождать несколько минут в приемной. (Прежде чем оставить нас там, помощница выключила фонтанчик.) Шербаум полистал иллюстрированные журналы. Подвинул ко мне раскрытый номер «Штерна»:

— Ваш фюрер, фюрер нацистской молодежи.

Я сделал вид, будто не следил за этой публикацией из номера в номер.

— И это чтение будет иметь кое у кого успех.

— У меня, например.

— Ну и как? Каково ваше мнение?

— Этот дядя старается жульничать искренне… как и вы.

Я сразу почувствовал боль под мостовидными протезами, хотя принял дома две таблетки арантила.

— Просто констатация факта. Я могу сказать это и о себе, если откажусь от своего плана. Но с некоторых пор это исключено. Я сделаю, как решил.

— Будьте осторожнее, Филипп. Мой зубной врач умеет убеждать.

— Понял это уже. Заигранная пластинка: сохраняйте благоразумие. Не теряйте благоразумия. Оставайтесь в рамках благоразумия. Проявляйте благоразумие. Где же ваше благоразумие?

Мы засмеялись, словно два сообщника. (Лучше бы его помощница не выключала фонтанчик.)

Мой зубной врач, как всегда, держался непринужденно, почти весело. Он поздоровался с Шербаумом, не бросая на него испытующих взглядов, а меня пригласил сесть в кресло фирмы «Риттер»; он сказал:

— Ну вот, стало уже значительно лучше. Воспаление проходит. Но, быть может, мы еще немного передохнем…

После этого зубной врач отослал свою помощницу в лабораторию и незаметно перешел к делу:

— Слышал о вашем намерении. И хотя лично я не мог бы так поступить, тем не менее стараюсь вас понять. Если вы должны это сделать, — но только действительно должны, — то делайте.

Потом он начал объяснять Шербауму, а заодно и мне — можно подумать, что я был новичком, — устройство кресла фирмы «Риттер». Откидывающаяся спинка. Полная автоматика. Триста пятьдесят тысяч оборотов в минуту — аэродинамика. По левую руку столик с инструментами. Щипцы для коренных зубов. Щипцы для корней. А также движущаяся в разных направлениях плевательница со струйкой воды. И целая коллекция еще не поставленных мостовидных протезов.

— Вот видите, людям явно нечем кусаться — не хватает зубов.

Вскользь он упомянул о том, что экран телевизора всегда перед глазами пациента.

— Небольшой эксперимент, который, как я считаю, удался. А по-вашему?

Я отбарабанил свой текст:

— Великолепно отвлекает. Мысли уносятся куда-то вдаль. И даже экран без изображения волнует, не знаю почему, но волнует…

Шербаум интересовался решительно всем, стало быть, и функцией телевизора, успокаивающей и отвлекающей пациентов во время лечения. Потом он захотел узнать, как работали прежде.

— Я имею в виду обезболивание и тому подобное…

Я побоялся, что услышу дежурную историю о ШаритЕ — как четыре дюжих мужчины держат одного больного, — но зубной врач набросал вместо этого четкую и ясную картину развития зубоврачебного дела за последние пятьдесят лет и закончил не без иронии:

— Современная медицина в противоположность политике может продемонстрировать и успехи, которые недвусмысленно доказывают: прогресс и впрямь существует, если только строго и неуклонно придерживаться выводов естественных наук и результатов эмпирических исследований. Однако любая спекуляция, которая выходит за пределы возможностей естествознания — и тут я должен признать, что пределы эти весьма ограничены, — неизбежно ведет, нет, заводит в дебри идеологической мистификации или — как мы это называем — ошибочных диагнозов. Только если политика, подобно медицине, ограничит свою задачу глобальной профилактикой…

Шербаум сказал:

— Вы правы. Я об этом тоже думал. Вот почему я и намерен сжечь свою собаку в публичном месте.

(Так, стало быть, можно заставить его замолчать. Он даже не покашлял, не пробормотал: «Гм-гм». В кабинете всего три человека, и в каждой голове роем проносятся мысли: Как он поступит теперь? Как я поступлю, если он? Как поступит он, если я ему? Что сделаю я, если он мне? Что я сделаю, если они оба? Что там жужжит? Только бунзеновская горелка по-прежнему настойчиво гудела на одной и той же ноте. Сейчас! Сейчас!)