— Зачем же сразу обращаться к блюстителям порядка? Продолжайте убеждать мальчика словами. Разговоры отвлекают от действий.
Таким образом, я должен стать поборником правопорядка. Дантист рассуждал обо всем так, словно это кариес:
— Главное — это предупреждать. Никакого хирургического вмешательства, зубоврачебная профилактика. Когда мы наконец научимся бороться с болезнью на самой ранней стадии? Отлучим детей от сосок. Отучим дышать ртом. Дыхательные упражнения против дистального прикуса. Слишком много действий и мало результатов. Бросок на Луну — и в то же время отсутствие по-настоящему эффективной зубной пасты. Слишком много людей, рвущихся действовать. Не является ли любое действие актом отказа? Что-то назревает, еле-еле проклевывается, но вот приходит человек действия и с ходу распахивает окна теплицы.
— Стало быть, вы отрицаете, что ветер перемен (проветривание) в любом случае благотворен?
— Но ведь из-за этого прервался процесс развития, который все-таки обнадеживал.
Действие как лазейка. Необходимость перемен. Зло-действо как юридическое понятие. Прекратить болтовню. Начать действовать. (Мой зубной врач хочет утопить все в разговорах, исходя из того, что лучше слова, чем действия.) Помню, что он сказал, бросив взгляд на мой зубной камень. «Скверное зрелище. Камень надо ликвидировать радикально». Не уподобить ли капитализм зубному камню, который необходимо ликвидировать?
И все же. Разве вмешательство с целью исправления моей прогении не было действием — ведь дантист назвал мою прогению настоящей, поскольку она врожденная. Он сказал бы: в данном случае я руководствовался накопленным опытом плюс мастерство; однако поспешное удаление зубов — это мания: пациент согласен на дырку, лишь бы не болело. Опять же действие без учета накопленного опыта; глупость рвется действовать.
Стало быть, прилежание, сомнения, здравый смысл плюс опыт, осмотрительность, беспрерывное возвращение к исходной точке, едва заметные сдвиги, заранее предусмотренные ошибки, поступательное движение шаг за шагом. Одним словом, церковное шествие в троицын день[56]. Что касается человека действия, то он перепрыгивает через ступеньки, отбрасывает знания, ибо они его сдерживают; он ветрен и ленив: лень — трамплин для зло-действа.
А теперь посмотрим, что такое страх: развитие кажется нам (так оно и есть) незаметным. Часы не бьют и не оповещают о маленьком будничном прогрессе. Именно застой и холостой ход создают то, что получило печально знаменитое наименование — кладбищенский покой; моя коллега Ирмгард Зайферт нарушает его, выкрикивая: «Ах, если бы что-нибудь случилось!..» Затишье, а потери все растут, страшная, давящая тишина. Шербаум хотел бы ее взбаламутить — страх тоже толкает к действиям.
Зубной врач рассмеялся в телефонную трубку:
— Дети аукаются в лесу. Даже сотворение мира — оно было не единовременным действием, его растянули на несколько дней, — можно приписать страху, который выдавал себя за творчество. Дурные примеры заразительны. Люди действия называют себя творцами. До сотворения мира следовало бы побеседовать со старым джентльменом там, наверху. Вы ведь знаете мой тезис: разговоры мешают действовать.
На старости лет Сенека рекомендовал нам бездеятельность как итог накопленного опыта, раньше он писал речи Нерону, облекая его злодейство в слова. (Это было вроде тех советов, которые дает мне зубной врач.) Может, предложить им тему для сочинения «Что такое действие»? Или попытаться превратить Шербаума в Луцилия, чтобы он поучал, позабыв о деле… Хорошо говорить все это деловому дантисту, который удаляет зубной камень, борется со злом, предпринимает одно вмешательство за другим. Люди деятельные проповедуют бездействие.
Они собирались в кучки; Шербаум, постояв чуть-чуть, переходил от одной к другой. С начала года держалась холодная сухая погода. Ребята жались друг к другу. («Холодрыга» — на их языке, смахивавшем на язык диснеевского утенка Дональда, — означало, что им холодно, они говорили — какими-то усеченными словами: будьспок, чмок, тип-топ, блеск…) Веро Леванд закурила и передала сигарету по кругу («Ну и что?»). Даже воробьи собирались в стайки между стайками ребят.
Я задержал Шербаума на школьном дворе, задержал в буквальном смысле слова, преградив ему дорогу, когда он хотел перейти от одной кучки ребят к другой, стоящей неподалеку. Я начал с заранее приготовленных слов:
— Очень жаль, Филипп. Но если вы не откажетесь от вашего плана, мне придется сообщить о нем, причем сообщить в полицию. Вы понимаете, к чему это приведет?
Шербаум засмеялся так, как может смеяться один только Шербаум: даже не оскорбительно, скорее добродушно-снисходительно и с оттенком беспокойства, будто он хотел меня пощадить.
— Вы наверняка не сделаете это ради себя самого. Вы слишком себя уважаете.
— И все же я всерьез размышляю, как в случае необходимости сформулировать свое заявление…
— Вы просто не сможете это сделать, не сможете преодолеть путь до полицейского участка и прочее.
— Я вас предупреждаю, Филипп…
— Это никак не вяжется с вами.