Отдав обратно одолженные диапозитивы (я отослал их заказной бандеролью) старому чудаку в Райникендорфе, я понял всю смехотворность моего поражения (так, наверно, чувствует себя Ирмгард Зайферт, которая ежедневно терпит фиаско с аквариумом).
Потом позвонил зубному врачу и выслушал его соболезнования по поводу моего неудачного эксперимента.
— Но мы не будем сдаваться и не позволим судьбе играть с нами свои дурацкие штучки. — Засим последовала цитата из Сенеки, а также сказанные в сторону слова: — Выступающие верхние зубы…
(Его помощница, видимо, записывала что-то в карточке пациента.) Он опять вернулся к нашему разговору.
— Не заметили ли вы у своего ученика признаков жалости к собаке?
— Пожалуй, да. Пожалуй-пожалуй. Шербаум проводил меня до остановки автобуса, ведя свою таксу на поводке. И впрямь забавное животное. Незадолго до того, как автобус пришел, он поклялся, что история с Максом — так зовут пса — мучает его. Таксу эту он взял уже четыре года назад.
— Стало быть, еще есть надежда, — сказал зубной врач.
— «Спутник надежды — страх».
Дантист прокомментировал это изречение:
— Сенека ссылается здесь на некоего Гекатона, который сказал: «Когда перестанешь надеяться, перестанешь бояться…» Но поскольку ваш ученик нас беспокоит, мы имеем право надеяться и — что ни говори — существует повод для страха. Не так ли?
— Я лично надеюсь на то, что парень подхватит тяжелый грипп и его уложат в постель…
— Все-таки вы надеетесь. Все-таки.
После этих слов зубной врач дал мне понять, что у него на письменном столе лежит еще много десятков не до конца заполненных карточек больных.
— Вы ведь знаете, что я с особым вниманием отношусь к лечению детей дошкольного возраста. Кариес перешел в наступление. Число детей, у которых поражены молочные зубы, ужасающе велико. Статистики утверждают, что у девяноста процентов подростков, миновавших переходный возраст, гнилые зубы. Согласен, это болезнь цивилизации, но уйти в джунгли — тоже не выход…
Прежде чем мы оба положили трубки, дантист не преминул осведомиться насчет арантила:
— Хватит ли вам его?
(У меня был достаточный запас арантила.) А также запас бумажек, которые я складывал одну к другой. «Мальчик губит себя. Мальчик губит меня». Как я буду себя чувствовать, когда он это сделает. Надо считаться и со мной тоже. Как будто я этого не хочу. Или, может, ударить самому, устроить генеральную уборку. (Десять тысяч бульдозеров…) Очистить атмосферу. Опять начать с нуля. Этот нутряной мятежный порыв охватывает меня после того, как я уже почистил зубы, и до того, как сел завтракать. Покончить с ханжами реформаторами и ощутить горячее дуновение мятежа, чтобы новое общество… Сейчас пора подготовиться к школьной экскурсии. Ну что же, пусть в Бонн. Сидя на галерке, мы сможем прослушать дебаты о среднесрочном планировании в области финансов. А потом я предложу им написать сочинение на тему «Как работает бундестаг?». Или «Если бы я был депутатом бундестага…». Можно придумать и провокационную тему: «Парламент или говорильня?..» Из Бонна стоило бы позвонить Линде: «Линда, это я. Да, я. Твой бывший… Да, знаю, уже давно. И не только голос у меня изменился. Нет, твой совершенно не изменился. Не встретиться ли нам? Где? Лучше всего в Андернахе на променаде у Рейна. Я буду ждать на крепостном валу. Между табличками с молитвами, обращенными к деве Марии. Ты еще помнишь? На два-три часа я могу отлучиться. Не хочешь со мной наедине? Управляющий в отеле «Траубе»? Ах, так. Понимаю. Я должен быть паинькой и приличия ради привести с собой одного из учеников? Есть у меня на примете очень одаренный юноша по фамилии Шербаум. Рассказывал ему о нас, конечно намеками. Я имею в виду, о тебе и обо мне тогдашних. Утром были в бундестаге. Довольно-таки удручающее зрелище. Этот юноша, представь себе, хочет облить свою собаку бензином и сжечь. Публично. Нет, не в Бонне. У нас на Курфюрстендамме перед знаменитым кафе Кемпинского. Он говорит, потому что в Западном Берлине все помешались на собаках…»
Да, между прочим, я могу предложить Шербауму, если он не откажется от своего намерения. Дескать, Шербаум, моя прежняя невеста советует публично сжечь вашего пса не в Западном Берлине, где вы смутите всего лишь нескольких лакомок, а в Бонне, где находятся политики, власть имущие. Это можно устроить аккурат перед каким-нибудь важным заседанием бундестага, тогда, когда явятся сам канцлер и его министры…
Я поделился своей идеей насчет главного входа в бундестаг с Шербаумом и его подружкой Веро и услышал, что он сам уже об этом подумывал.
— Почему же тогда все-таки здесь, а не в Бонне?
— Там это пройдет незамеченным в общей сутолоке.
— Они просто посмеются, увидев, как горит Макс, и скажут: «Ну и что?» Такие истории они именуют «нарушением общественного порядка».
— Но в Бонне находятся власть имущие.
— На собаках помешаны только в Западном Берлине.
Я попытался высмеять Шербаума за его желание привязать эту акцию к определенному месту. Сказал, что она стала для него навязчивой идеей и что он, как и многие, переоценивает ситуацию в Западном Берлине.