Под маской скомороха

Истома больше не стал задерживаться на вече, где продолжали бурлить страсти. Он торопился оставить условный знак для Упадыша. Нужно было встретиться с ним как можно скорее.

Глава 8 ШЕЛОНСКАЯ БИТВА

Десятитысячное псковское ополчение во главе с князем Василием Федоровичем и посадниками Тимофеем Власьевичем и Стефаном Офонасьевичем, поднятое по указу государя московского, топталось под стенами крепости Вышегород неподалеку от Порхова, который находился на пути из Пскова в Новгород. Бороздин послал Истому с его отрядом в Вышегород, чтобы тот проник в крепость и в нужный момент отворил ворота перед войском псковичей.

Но он опоздал. Вышегород уже был в осаде, и прорваться внутрь крепости под видом помощи осажденным не было никакой возможности. Тем более что князя Василия Федоровича не успели предупредить о прибытии Истомы, потому как гонец с письмом от князя Холмского, в котором удостоверялась личность Истомы, то ли запаздывал, то ли где-то сгинул, что и немудрено – время-то военное. А слову Истомы веры не могло быть, и его вздернули бы на первой попавшейся осине. Тем более что личность юного боярина никому не была известна.

Истоме оставалось лишь держаться в стороне и, скрипя зубами от бессилия, наблюдать за осадой твердыни, которая ни в кое мере не могла повлиять на продвижение псковского войска к Новгороду. Конечно, оставлять ее в тылу было опасно, но что могла сделать немногочисленная засада Вышегорода против псковской рати?

И новгородцы, и псковичи любили заниматься осадами городов. Обычно там их ждала богатая добыча. Город, взятый приступом, отдавался на разграбление, а сдавшийся на милость победителя платил большой выкуп. Дело было выгодное, с какой стороны не посмотри, и всегда желанное.

Но в данном случае псковские военачальники просто тянули время – лишь бы не оказаться у новгородских стен в гордом одиночестве. Им было известно, что полки под командованием князя Даниила Дмитриевича Холмского и воеводы Федора Давыдовича Хромого, начавшие поход первыми (в начале июня) и двигающиеся по западному краю Новгородской земли, чтобы отсечь ее от главного союзника – короля Казимира, запаздывали. Да и войско князя Оболенского-Стриги, идущее по землям Мсты в сопровождении большого отряда касимовских татар с заданием отрезать Новгород от его восточных владений, быстротой передвижения не отличалось.

К рати самого Ивана III (боярская конница вышла из Москвы в конце июня) присоединились дружина тверичей во главе с князем Юрием Дорогобужским и воеводой Иваном Жито и отряд служилого татарского царевича Данияра. Они располагались между войсками Холмского и Оболенского. Рать ползла словно сонная весенняя муха по столу. Государь московский не любил спешки в серьезных делах.

Так что, возможно, псковичи были правы…

Отряд Истомы уже насчитывал двадцать человек. Немного поразмыслив, Алексей Дмитриевич прислал ему подмогу. Она оказалась очень кстати – хотя бы потому, что псковские ополченцы разбрелись по новгородской пятине, где устроили «казни египетские»; они хватали всех без разбору, не спрашивая ни звания, ни чина, и сразу тащили на виселицу или вставляли нож под ребро. Ведь им сообщили, что Новгород хочет переметнуться к униатам, а значит, новгородцы в их глазах теперь были хуже немецких псов-рыцарей – изменниками, отступившими от православия.

Поэтому основным занятием псковского ополчения было разграбление и разорение новгородских деревень. Конечно, в таком способе ведения войны не было чего-то необычного для того времени, ведь только ограбление вражеской территории могло прокормить войско в походе. Но жестокость псковичей была запредельной. Они не только грабили, но и секли мечами всех подряд, а также сжигали людей заживо, заперев их в избах, сараях или хоромах.

Однажды Истома не выдержал. По дороге к Вышегороду ему попалась небольшая деревенька, в которой полтора десятка псковских фуражиров хотели устроить массовое сожжение новгородских смердов. Они уже согнали их в просторный общественный овин и обложили стены соломой. Внутри у Истомы словно что-то оборвалось; ему вдруг привиделась его несчастная семья, которую подручные Марфы Борецкой казнили с такой же изуверской жестокостью. Горячая кровь ударила в голову юному боярину, и он приказал:

– За мной! Изрубить всех до ноги!

С отрядом ему повезло – гриди повиновались Истоме без возражений, хотя большинство из них были московичи и тверичи. Приказ есть приказ. Пусть у командира болит голова за действие отряда. Одетые в броню гриди вмиг разметали слабо обученных и плохо снаряженных ополченцев-псковичей. Они расправились с ними за считанные минуты. Вызволенные из овина смерды, которые уже не чаяли остаться в живых, рыдали и целовали сапоги освободителей. Но Истоме особенно запомнился взгляд крохотной девчушки; ей было примерно столько же годков, как и его сестричке Младе, перед тем, как Господь забрал ее на небо.