Под маской альтер-эго (сборник)

Не всем из наших посчастливилось умереть сразу – были и раненые. Но в отряде не было медиков – только зоотехник. Он развёл руками над парнем, прижимающим, как младенца, к груди свою оторванную ногу. Я добил парнишку. Своих, конечно, было жалко, но сожалеть о будничных вещах не стоит. Его смерть только вызвала новую улыбку на моём предплечье. Смайлик. ASCII-арт военного времени. Само собой, эта сцена тоже не прошла мимо объектива Симиной мобилки, но этот ролик набрал существенно меньше лайков, чем мой обед. Каждый из перезаливов того легендарного видео собирал десятки тысяч лайков, прежде чем его удаляли. Скоро начали появляться аналогичные видео из других городов, но в комментах неизменно славили Цезаря. Славили и проклинали – на всех языках мира.

Мы окопались в одном из кварталов, и туда быстро перестали заходить патрули – только минометы работали, но мы ютились в подвалах пятиэтажек и, в принципе, не сильно огорчались. Население давно покинуло этот район – они не были готовы к тотальной войне. Жаль только, что заряжать мобильник становилось всё трудней – инфраструктура сыпалась к чертям от минной обработки. Я не завидую тем, кто будет её потом восстанавливать – мы, не долго думая, начали скидывать трупы врагов – объедки – в канализационные шахты. Вездесущие мухи всё равно как-то туда попадали, но вони было существенно меньше.

А вот в первые несколько часов человечина совсем не пахнет. Если подвялить её на костерочке из яблони или вишни, получается отличный продукт длительного хранения. Самая вкусная часть человека – это грудные мышцы и бёдра. Икры жестковаты, даже если их вымочить в уксусе, а богатырскими бицепсами мало кто может похвастать. Бедрами тоже некоторые брезговали – мы старались срезать мясо подальше от мошонки. Потроха же годились только для причащения сразу после боя. Смертники чтут традиции. Я всё реже брался за оружие и всё чаще работал за компьютером. Каждый мой пост уносил куда больше жизней, чем магазин трофейной винтовки.

Через месяц мы полностью освободили город. С каждым днем бои были все короче и короче. Многие предпочитали застрелиться, только заслышав вдалеке нашу молитву смерти или, того хуже, чёрное знамя с перекрещенными косами.

Конечно, работы в городе оставалось еще много. Я старательно пресекал все попытки мародерства: грабить тут можно было только смертникам, а продукты нас интересовали мало. Изнасилований старался тоже не допускать, но это волновало меня мало, пока за мной не следил вездесущий глазок Симкиной камеры. Пришлось пустить в расход троих смертников, надумавших снасильничать девушку. Ещё и русскую. Репутация борца за свободу, пусть при этом и морального урода, но в то же время благородного – стоит троих смертников. Эти трое не поплатились за свою глупость – они привели под чёрные знамена тысячи новых бойцов. Ко мне постоянно сыпались на почту видео с бесчинствами, которые творили соратники из других городов. Приходилось обсуждать, хотя бы из зависти, что им удавалось найти заказчиков на съёмки постановочного снафа. Переодетые в школьную форму бородатые джигиты, изнасилованные перед смертью раскаленной арматурой, разлетались по несколько десятков долларов за просмотр. Всё это забавно, но я на такое официально добра не давал. Но и запрещать смертникам тешиться я тоже не хотел. Воевать, соблюдая конвенции, очень скучно. Это понимал и противник, закрывая глаза на обстрелы детских площадок из пулемётов. Кое-где враги остервенели от наших роликов и начали настоящий террор; жаль, но как ни цинично прозвучит – это нам тоже на руку. В других же городах оккупанты старались прослыть рыцарями на белых конях, которые борются с озверевшими смертниками, и эта тактика приносила им куда больше пользы, чем развешивание сектантов на столбах.

Нас пытались выбить бронетехникой, но добавленная в высокооктановый бензин серебрянка неплохо увеличивает температуру горения, а глюкоза повышает вязкость. Нас здорово потрепали, но теперь улицы были надёжно перекрыты обуглившимися остовами, превращёнными в огневые точки.

Я, не покладая рук, строчил гневные посты, требуя прекратить этнические чистки, но занимались ими отнюдь не только смертники. А ведь этого не люблю даже я. Как джинна из бутылки, я выпустил на волю инстинкты – древние, как само зло. Джинна обратно уже не загнать. И когда федеральные войска окончательно очистили землю от захватчиков, а спецслужбы поставили в руководство республик-агрессоров правильное правительство, я просто закопал свою винтовку на заднем дворе. Я снова столкнулся с непониманием – мне предлагали идти на юг, открывать резиденцию смерти на чужой земле, но я не находил это уместным. Как когда-то рак положил конец правлению Тюленбаева, а цианид в вине прервал клан Надировых, так и последний враг, павший на нашу землю, похоронил меня. В сентябре я просто пошел в школу. Преподавание физики – это тоже способ самоубийства.

Мне приходилось отвечать «Аве», прежде чем усадить детей на места. Некоторые салютующие ручонки были в зарубках.