Под маской альтер-эго (сборник)

Мой комиссионный СКС был снаряжен армейскими патронами – их проще достать. Умеючи можно выменять у погранцов на кабанью тушу рюкзачок патронов. Никто не в обиде – грех жаловаться. У дяди Толи тоже, но снаряжён ими был «Тигр» – предмет его особой гордости. Гражданская версия СВД. Чем она отличается от армейской, не мог объяснить и сам хозяин – начинал бубнить что-то про нарезы, но, подвыпив, непременно начинал хвастать, как не даёт маху в ведро за полторы версты. А ведь в прицел попадут нынче не вёдра… Какие-никакие, а всё же люди.

Я нервно теребил цевьё. У меня была еще одна снаряжённая обойма и россыпью в кармане пара десятков. Не думаю, что перезарядиться удастся, так что у меня всего десять патронов. Десять потенциальных смертей. Десять шансов выжить.

Они вот-вот появятся. Как же я буду в них стрелять – в живых людей.

«Говорят, они того – по детворе с пулемёта стреляли на Ленина», – шепнул отец, видя, как я нервничаю. По замыслу, это должно было вызвать прилив «ярости благородной, вскипающей, как волна». Но нет. Не ярость помогла мне спустить курок. Обыкновенный охотничий азарт. На этот раз стрелять было куда интересней, чем по убегающей по мелкачу белой заднице косули. Я только дождался выстрела дяди Толи. Близорукость не позволяет мне судить наверняка, но, так как клаксон затянул свою заунывную песню, вторя эху от выстрела, разнесшемуся над спящим городом, предположу, что водитель уткнулся лицом в руль.

Солдаты повыскакивали из «бобика». Стрелял отец. Стрелял я. Честно по направлению к цели. В белый свет, как в копеечку. Дым, облака перегоревшего на солнце песка, обломки сухостоя – они ведь тоже стреляли по направлению к нам. Я не видел ничего, но выстрелы затихли. Это не компьютерная игра, и на экране не будет написано «Миссия завершена». Затишье – это повод осмотреться. Отец, справа от меня, тоже вертел головой. Я только сейчас понял, что сухого треска выстрелов дяди Толи давно не слышно. Понял это и отец. Он кинулся к другу. У дяди Толи была перебита ключица, но он был в сознании. Я подполз к отцу, пытающемуся закрыть рану платком, а дядя Толя только смотрел на нас. Смотрел сквозь нас. Нас для него уже не существовало. На секунду его взгляд прояснился – он посмотрел на отца… на меня… снова на отца. Он сказал: «Херово, мужики», и его взгляд снова утратил ясность, но он еще продолжал тяжело и рвано дышать.

Отец тряс его за уцелевшее плечо, хрипел: «Толян, держись!» и ещё что-то матом. А я отвел взгляд. Я только посмотрел в сторону уазика. Там мёртвые смотрели в небо. Что видят в небе мёртвые глаза? Когда-нибудь узнаю. Обязательно. Все узнают. Еще никто не уходил от этого знания. Но…не сейчас.

Я пригляделся чуть внимательней и увидел, что то, что я принимал за труп, на самом деле два солдата. Один из них прижимался к другому, лежащему на асфальте. Он точно так же, как и мой отец, тряс друга за плечи, а его друг, должно быть, смотрел на него таким же стекленеющим взглядом. До чего же он был сейчас похож на нас. Наверное, так всегда. Враги – они априорно должны быть похожи. Если вы воюете, значит, вам есть что делить. Нужно вам примерно одно и то же. Нужно настолько сильно, что вопрос о том, чтобы отнять это у точно такого же человека, как и ты, вместе с точно такой же, как у тебя, жизнью, вообще не ставится. Я вскинул карабин: там должно остаться еще два-три патрона, смахнул соринку с предательски не вовремя слезящегося глаза, задержал дыхание и спустил курок. Брызнувшая кровь послужила надписью «Миссия завершена».

* * *

Я отправил в рот ещё порцию копчёной курицы. Кормили меня не так уж плохо, но копчёная курочка, приготовленная недобитыми народным гневом гостями с гор, была не в пример лучше. Дерьмовая жратва из вездесущих вагончиков – это вкус свободы. Как бы я ни был поглощён трапезой, всё же поймал на себе тяжелый взгляд. На меня взирал военный, кажется, капитан – не очень разбираюсь. Орденов куча – тоже затрудняюсь прочесть. А вот полный гнева и отвращения взгляд ощущался буквально порами кожи. Я откусил еще кусок и демонстративно зачавкал.

– Ублюдок, – прошипел служивый. Я же не нашел ничего оскорбительного в его словах. «Ублюдки из придорожного» – так нас ещё окрестила народная молва. «Смертники» – так называли себя мы, но не из-за шахидской склонности к самопожертвованию. Мы несли смерть. На наших знаменах – смерть. Мы служили смерти. Мы сражались за Родину, но в ощутимом выигрыше была только смерть. Мы кормили её досыта, а она нас берегла – ты еще и паясничаешь!

– Здорово тебя медальками-то завесили, солдатик. Как только пропустил режиссер – ведь массивные украшения плохо смотрятся в кадре… Твои смотрятся ничего так… А у меня – только вот… – я закатал рукава своей новенькой оранжевой робы, – всё прям как в западных фильмах. Знать, я особо опасен. Это можно прочесть по рукам. С такой задачкой прекрасно справился бы индеец-массай из экваториальной Африки.