Под куполом

Энди с Рендольфом кивнули, явным образом снисходительно.

— Хорошо, — сказал Большой Джим. — Ну, день был длинный, преисполненный разных событий, и, я считаю, нам всем надо выспаться. Вам, молодые офицеры, это особенно необходимо, потому что завтра в семь часов утра вы уже должны заступить на службу. Супермаркет и «Топливо & Бакалею», эти два магазины на время кризиса будут закрыты, и шеф Рендольф считает, что именно вам надо поручить дежурство в «Фуд-Сити» на случай, если люди, которые туда придут, не будут соглашаться с новым порядком. Что скажете, мистер Тибодо, вы готовы к такой работе? С вашими… вашими боевыми ранениями?

Картер пошевелил рукой.

— Со мной все обстоит благополучно. Её собака сухожилия мне совсем не зацепила.

— Вместе с вами мы пошлём туда Фреда Дентона, — подхватил эту оптимистичную волну шеф Рендольф. — В «Топливе & Бакалеи» достаточно будет Веттингтон и Моррисона.

— Джим, — подал голос Энди. — Может, лучше поставить в «Фуд-Сити» более опытных офицеров, а новичков в магазин поменьше…

— У меня другое мнение, — прервал его Большой Джим. Он улыбался. Потому что был в драйве. — Эти молодые люди именно те, кто нужен нам в «Фуд-Сити». Именно они. И ещё одно. Птички мне принесли на крыльях, что кое-кто из вас возит оружие в патрульных машинах, а кое-кто даже носит при себе во время пешего патрулирования.

Ответом на это была тишина.

— Вы офицеры на испытательном сроке, — продолжил Большой Джим. — Если кто-то из вас имеет личное оружие, это ваше право как американцев. Но если я услышу, что кто-нибудь из вас стоял с оружием перед «Фуд-Сити», вооружённым общался с добропорядочными жителями нашего города, ваши дни в полиции сочтены.

— Абсолютно правильно, — поддержал Рендольф.

Большой Джим обвёл глазами Фрэнка, Картера, Мэла и Джорджию.

— Кто-то имеет с этим проблемы? Говорите.

Вид у них был безрадостный. Большой Джим и ожидал, что эта новость так на них подействует, но они ещё дёшево откупились. Тибодо, проверяя свои пальцы, сгибал их и разгибал.

— А если оружие незаряженное? — спросил Фрэнк. — Если пистолеты будут при нас, ну знаете, просто для осторожности?

Большой Джим по-учительски поднял палец.

— Фрэнки, я скажу вам то, что говорил мне мой отец: нет такой вещи, как незаряженный пистолет или ружье. У нас добропорядочный город. Наши люди будут вести себя пристойно, я в этом убеждён. Если они изменятся, тогда изменимся и мы. Понятно?

— Да, сэр, мистер Ренни, — невесело ответил Фрэнк.

Большому Джиму это и было нужно

Он встал. Но вместо того, чтобы отпустить их, он протянул к ним руки. Он видел их нетерпение и кивнул, так же улыбаясь.

— А теперь. Завтра будет новый большой день, а мы желаем, чтобы ни один из наших дней не прошёл без молитвы. Итак, беритесь.

Они взялись за его руки. Большой Джим закрыл глаза и наклонил голову.

— Боже правый…

Это заняло непродолжительное время.

3

За несколько минут до полночи Барби поднялся по ступенькам в своё помещение; плечи у него были налиты усталостью, единственное, чего он сейчас хотел в этом мире, это шесть часов забвения, перед тем как вскочить от звонка будильника и вновь идти в «Розу- Шиповник» готовить завтрак.

Усталость покинула его, как только он включил свет — электричество в доме, благодаря генератору Энди Сендерса, ещё было.

Здесь кто-то побывал.

Признак был таким мизерным, что сначала он его не осознал. Он закрыл глаза, потом вновь открыл и позволил им свободно блуждать по комбинированной гостиной/кухоньке, стараясь вобрать ими все. Книжки, которые он собирался оставить, не передвигали на полке; стулья стояли, где и стояли; один под торшером, второй возле единственного в комнате окна с импозантным видом на задний переулок; кофейная чашка и тарелка для тостов в сушилке возле крохотной раковины.

И вдруг до него дошло, как это по обыкновению и бывает, если сильно не давить. Ковёр. Который он мысленно называл «не Линси»[260].

Приблизительно футов пять длиной и два в ширину. «Не Линси» имел ритмичный рисунок из синих, красных, белых и коричневых ромбов. Он купил его в Багдаде, но иракский полисмен, которому он доверял, заверил его, что ковёр этот курдской работы.

«Очень старый, очень красивый, — говорил тот полисмен. Его звали Абд-Аль-Халик Гассан. Хороший служака. — Похожий на турецкие, но нет-нет-нет, — широкая улыбка, белые зубы; через неделю после того дня на базаре мозг из головы Абд-Аль-Халика Гассана выбила пуля какого-то снайпера. — Но нет, это не турецкие курды, это иракцы!»

Продавец ковров был в жёлтой майке с надписью НЕ СТРЕЛЯЙТЕ В МЕНЯ, Я ВСЕГО ЛИШЬ ПИАНИСТ[261]. Латиф его слушал, кивал. Они засмеялись вместе. Тогда торговец подёргал рукой, даже удивительно стало, в сугубо американском жесте «дрочить» и они расхохотались ещё громче.

— О чём это вы? — спросил Барби.

— Он говорит, пять таких ковёр купил себе один американский сенатор Линси Греем. Пять ковёр за пятьсот доллар. Пятьсот денежная наличность, для пресса. Больше втайне. Но все ковёр сенатора фальшивые. Только этот настоящий. Это я, Латиф Гассан, говорю тебе, Барби. Не Линси Греем ковёр.