На стоянку самолетов я вернулся в поздних сумерках. Довезли меня прямо до КП. Там и уточнил о трофейном «Альбатросе». Удивился – Брусилов с разрешения командующего успел распорядиться о выделении команды механиков из персонала авиаотряда и подготовить самолет к завтрашнему вылету. Выслушал, уточнил о наличии вооружения на трофее, узнал, где конкретно располагаемся на ночлег, и распрощался с дежурной сменой КП.
Машина уже уехала, пришлось добираться до казармы своим ходом. Благо, тут все рядом. Иду, снег под ногами еле слышно похрустывает. Температура воздуха чуть ниже нуля. А что днем-то будет? Лишь бы не пригрело. А то снег начнет таять, просядет, колеса его мигом в кашу превратят, начнут вязнуть. Лыжи бы сюда, и все проблемы бы отпали. И голову бы сейчас не морочил… Потопал ногой по укатанному снегу, наклонился и вдобавок еще и пальцами твердую корку поковырял. А ведь точно снег днем подтаивает – уже и ледяная корочка начинает образовываться. Она и хрустит.
Ранним-ранним утром, задолго до восхода солнца, нас поднял дневальный. Настроение бодрое, народ оживленно шебуршится, кровати застилает. Мои рядышком крутятся. Вчера-то мне с ними поговорить не удалось. Когда добрался, все уже пятый сон видели. Вот и стараются сейчас добрать упущенное, что-то конкретное выведать. Отправил всех умываться, лишь придержал взглядом Лебедева. Миша сразу сообразил, притормозил. Да и остальные все поняли, быстро испарились. Правда, Маяковский все-таки пару раз оглянулся.
– Миша, у нас с тобой после вылета будет еще одно дело. Есть возможность прокатиться на трофейном «Альбатросе» над горами. Поэтому сразу после посадки хватаешь фотоаппарат и бегом за мной. Нужно сфотографировать перевалы и возможные передвижения австрийских войск там, за Карпатами.
Скорый завтрак и убытие на стоянку к своим самолетам. Бортинженеры прогреют моторы, еще раз все проверят вместе со вторыми пилотами и займутся подвеской авиабомб. Ну а мне курс на КП, уточнение задачи, изучение метеоусловий на маршруте и в районе цели. Тут уже и оба офицера крутятся, один связной от командующего, другой от Брусилова. Хорошо хоть друг на друга не крысятся, одеяло на себя не тянут. Рабочие отношения. Новых вводных за ночь не поступило, будем работать по заданию…
Перед предполетными указаниями прокатился на автомобиле по полосе, проверил состояние снежного покрытия. Утро, ветра нет, ледяная корочка крепкая. Солнце на востоке только-только начинает красить безоблачное небо в розовый цвет. Бомбовая нагрузка на каждый самолет максимальная, почти полторы тонны, топлива оперативный остаток. Дозаправляться не стали. Покумекали предварительно, посчитали со штурманом и бортинженером примерный расход и отказались от лишнего веса. Туда и обратно нам бензина вполне хватит, да еще и резервный запас на всякий случай имеется. Лучше бомб больше возьмем.
Маяковскому еще раз повторил, что снимать в первую очередь над крепостью и, самое главное, не забыть перезарядить фотоаппарат перед посадкой…
Взлетали точно в назначенное время. Собрались над аэродромом, заняли курс на цель. Пошли на запад с набором высоты до двух двести. Воспользовались советом Руднева и собственными прикидками. Надеюсь, на такой высоте мы под возможную шрапнель и ружейный огонь из крепости не попадем. Мало ли что штаб говорит, своя голова нам на что? Ну и выше лезть не стали, так, на всякий случай, чтобы меньше мазать при прицеливании.
Вслед за нами с полосы несколько самолетов местного отряда взлетело. Догнали нас и пошли параллельно нашему курсу чуть выше и в стороне. Сопровождение…
Через час полета показался Перемышль. На удивление, в небе нас никто не встретил. Ну, своих-то, по уже понятным причинам, не видно (кроме сопровождения, само собой). Но вот почему австрийской и немецкой авиации нет? Должны же они хоть как-то своей осажденной крепости помощь оказывать? Или в такую рань просто не летают?
Так и летели мы в одиночестве и тишине. Даже как-то не по себе стало. Оглянулся на штурмана – работает себе спокойно.
Так, подходим. Вот озеро справа, вот впереди река с характерным изгибом. И уже вижу крепость. А в небе так никого и нет, да и на земле я никаких передвижений войск не наблюдаю. Где наши-то?
– Усилить осмотрительность! – оглядываюсь назад, через зафиксированную в открытом положении дверь вижу кивающего мне в ответ головой Маяковского с фотоагрегатом в руках. – Готов?
Еще один энергичный кивок в ответ, и я разворачиваюсь к приборам, к выплывающей на нас из утренней морозной дымки цели.
На предполетных указаниях экипажам задача поставлена, цель определена, поэтому особо болтать в эфире незачем. Докладываю экипажам о выходе на боевой и дальше следую командам штурмана. Открываем бомболюки. А теперь и вовсе просто так рот не откроешь – поток воздуха врывается в кабину, шумит возмущенно, ругается, приходится напрягать связки и перекрикивать этого скандалиста.
До сброса ровно минута, солнце за спиной четко подсвечивает цель.
– Командир, влево два градуса! Так держать!