Под крыльями Босфор

Запускаемся, выруливаем на полосу. Пока рулим, вибрация и ветер от винта стряхивают и сдувают с плоскостей часть ледяной корки. Плохо то, что она не гладкая, а ноздреватая такая. Это же какое у нас сопротивление будет… И аэродинамика…

Разбегаемся, колеса будто квадратные – резина замерзла, застоялась. Зато лед отлетает. Отрываемся от земли. Уходить в набор высоты не спешу, сначала нужно поднять машину, посмотреть, как она себя поведет в воздухе с покрытыми ледяной коркой крыльями. Поэтому так и летим над полосой на высоте метров трех. Ручка тяжелая, валкая, самолет норовит самопроизвольно нос задрать, приходится его все время придавливать вниз. А внизу у нас что? Правильно, земля! Что-то жарковато стало…

Но лед потихоньку слетает, управление становится чуть легче, самолет уже не такой валкий. Да и углы атаки возвращаются к нормальным. И я потихоньку, стараясь не делать резких движений, разгоняюсь и набираю высоту. И радуюсь про себя, что небо чистое, нет облачности, в которой сейчас вполне могло бы быть обледенение.

К предгорьям лед с нижнего крыла сдуло полностью. Верхнее я не вижу, а высовываться из-за козырька нет никакого желания. Скорость хоть и небольшая по моим меркам, но все равно чуть больше сотни. А на такой скорости, да зимой… Враз нос поморожу. А ему и так сколько всего пришлось пережить за последнее время. Нет, никаких высовываний!

На коленях держу сумку с открытым листом карты, высматриваю отмеченные мне перевалы. Михаилу только отмашку рукой даю, что и когда нужно фотографировать, да направление указываю. Внизу переваливаются волнами горные хребты, идем над ними с превышением почти в тысячу метров. Ниже снижаться просто опасно, памятуя слова Брусилова о возможном появлении противника на перевалах. Да и есть подтверждение словам генерала, есть. Так что летим, как летим и ниже опускаться не будем. Держу режим, Миша фотографирует, я параллельно делаю отметки карандашом на карте.

Наконец-то проскакиваем горы, уходим на ту сторону Карпат, летим над знакомой мне по прежнему моему пролету местностью. Самолетов противника в небе не видно, да вообще никого не видно. До знакомой мне реки и дороги немного не долетаем – по остатку топлива приходится разворачиваться. Но и возвращаться назад будем по прямой, петлять так, как мы это делали недавно над горами, нам уже не нужно. Свою работу сделали, какой-либо активности и продвижения войск внизу, на земле, не заметили. Похоже, не успели австрийцы свои войска перебросить, опоздали. Или разведка у немцев плохо сработала (хотя сам Брусилов уверен в обратном), или сбой дала хваленая немецкая или австрийская военная машина. Да и ладно, отлично просто, и нам на руку.

Итак, выходит, у Восьмой армии есть великолепный шанс практически беспрепятственно пройти через горы и вырваться на равнину в обходном маневре.

А дальше то, к чему так рвался Брусилов – оперативный простор для корпусов и для конной терской дивизии… И обход Кракова…

Топлива нам хватило, и даже на посадке еще что-то осталось в баке. Правда, на самой посадке я оплошал. Расслабился за полет, забыл про вероятный лед на верхнем крыле. С нижнего-то (мне прекрасно видно) весь лед слетел, вот я и подумал, что и на верхнем то же самое. Оказалось, нет. Начал выравнивать, как обычно, а сопротивление-то высокое, скорость очень быстро и упала. Доли секунды, успеваю только понять ошибку, сообразить и рявкнуть Мише что-то этакое, вроде: «Держись!!» И рвануть ручку на себя. Хорошо хоть высота была небольшая, около полуметра. Вот с этого полуметра «Альбатрос» на снег и рухнул…

Если кто скажет, что полметра это мало, предлагаю испытать подобное на собственной шкуре. Много. Нам хватило. Но повезло – отделались разбитыми лицами и испугом. Я-то точно, а Миша даже и понять ничего не успел. Но крик мой услышал и среагировал сразу же. Успел упереться руками-ногами и изо всех сил прижаться к спинке сиденья. Ну и повезло, что не скапотировали. Винтом в снег уперлись, хвост задрали и замерли на пару до-олгих мгновений в этом неустойчивом положении. А потом мягко так на хвост опустились. А если бы перевернулись, то головы бы себе точно посворачивали…

С трофеем тоже не все так плохо, как на первый взгляд показалось. Поломанный пропеллер, искореженные стойки колес, два порванных в хлам дутика… Зато корпус и крылья целые… Ах, да. Еще хвостовой костыль заломали.

Отошли чуть в сторонку, стоим, молчим, переглядываемся, на разбитый аппарат смотрим. Миша фотоаппарат в руках стискивает, а я… А я каким-то чудесным образом не забыл свою сумку командирскую с картой прихватить. Кстати, а когда это мой товарищ успел подвесную отстегнуть? Не успел спросить. Пока рот открыл, пока откашлялся, тут знакомый автомобиль и подъехал, опередил бегущих к разбитому самолету механиков.

– Живы, Сергей Викторович? – Брусилов далеко от авто не отходит, да тут и отходить не нужно, остановилась-то машина совсем рядом.

– Живы, – выдохнул я и скривился от боли в разбитых губах. Завтра они у меня распухнут, и буду я «варениками шлепать». Но это ничего, главное нос цел.