Под крыльями Босфор

Время замедляется, замираю, крепко вцепившись в штурвал, взгляд прыгает с высотомера на компас, вниз на землю и снова на высотомер.

– Сброс! – орет за спиной штурман.

И я дублирую эту команду. Пошли бомбы вниз, вздрагивает самолет, освобождается от тяжелого груза, пытается взбрыкнуть, подпрыгнуть вверх. Придерживаю его на эшелоне, жду доклад о сбросе.

– Командир, все бомбы сброшены! – поворачивается ко мне Смолин, повторяет-дублирует доклад из грузовой кабины.

Наконец-то! Казалось бы, всего несколько секунд на сброс понадобилось, а время-то как растянулось… Перевожу дыхание и даю команду на закрытие створок.

Впрочем, борттехник уже их закрывает. Сразу становится легче управлять самолетом, створки люка становятся на замки и отрезают возмущенный рокот воздушного потока снаружи. Можно не напрягать горло.

– Возвращаемся домой!

Сам кручу головой, внимательно смотрю за небом. Набираю еще двести метров. Выполняю левый разворот на обратный курс, успеваю одним взглядом зафиксировать многочисленные разрывы внизу, в крепости, поднимающийся в небо дым и то, как работает эскадрилья. Хорошо, когда скорости небольшие – все можно успеть рассмотреть. Особенно, когда знаешь, куда смотреть и в какой момент.

А вот теперь плохо, что скорости у нас небольшие. Нетерпение подгоняет, заставляет на сиденье ерзать. Сейчас бы быстро-быстро отсюда смыться, уйти на свой аэродром, доложить о выполнении задания, слетать на разведку и получить новые указания. Определиться с очередной целью, дозаправиться, загрузиться бомбами и вперед!

Принимаю доклад от экипажей о сбросе, делаю пару попыток установить связь с командованием. Попытки небезуспешные, какой-то контакт есть – слышу в ответ слаборазборчивый хрип. Но отвечают явно мне. Ближе подойдем, и еще разок попробую связаться со штабом.

На земле рулю на стоянку, торможу рядышком с командным пунктом. Глушим моторы, выскакиваю наружу и тороплюсь к дежурному. На ходу оглядываюсь и никого из офицеров связи в пределах видимости не наблюдаю. М-да…

На КП есть связь со штабом. Поднимаю трубку, вызываю нужного мне абонента и рапортую о выполнении задания. Еще успевает промелькнуть мысль о полной несуразности подобной связи. А если на коммутаторе враг окопался?

Не успеваю доложить в штаб о первой бомбардировке, как в помещении становится тесно. Меня перехватывает лично сам Брусилов. Честно сказать, вчера не поверил его словам, а зря. Отмахивается от доклада: «Позже, в автомобиле доложите», приглашает следовать за собой. Спускаемся вниз, прыгаем в автомобиль и несемся, если так можно назвать эту езду, к трофейному «Альбатросу».

Я даже усесться не успел, как шофер на газ надавил. Дверку за собой уже на ходу захлопывал. Внутри Мишу с фотоаппаратом увидел, проглотил возмущение. Это Алексей Алексеевич уже и на «Муромец» успел заскочить, и Лебедева с борта забрать. Эх, что ж меня-то после заруливания не встретил, не подхватил? Не пришлось бы мне до КП на своих двоих добираться. Пусть и рядом все, но дело принципа. Все время бы сэкономили…

– Миша, – краем глаза замечаю удивленный моим обращением к подчиненному взгляд Брусилова. – Парашюты не забыл?

– Да вот они! – хлопает ладонью где-то под ногами Лебедев, и я успокаиваюсь.

– Сергей Викторович, командующий разрешил вам разведку на трофейном самолете, – развернулся ко мне боком Брусилов. – Я только что от него.

– Отлично!

Притормозили перед «Альбатросом». А вот это плохо. Похоже, отношение к трофейной технике было соответствующее. В ангар его никто не загонял, держали под открытым небом, как сироту казанскую, как врага. Нет, фюзеляж и крылья вроде бы как целые, но снегом засыпанные. Даже и не снегом, а коркой льда. Снег-то механики кое-как обмели. А дальше рисковать и обкалывать лед не стали, побоялись перкаль прорвать. Но хоть мотор запустили и прогрели после долгой стоянки.

Первым делом заглянул в кабину. Ну хоть здесь сообразили, снег почти весь выгребли, сиденья протерли насухо. Осмотрел машину, залез на рабочее место, уселся на парашют. Высоко, однако, это не наши с чашками. И очень неудобно. Придется его сбоку у борта пристраивать. Ну, надеюсь, не понадобится. Проверил работу органов управления и отклонение рулевых поверхностей. Нормально. Бак полон, пулемет на положенном месте в кабине стрелка установлен. Оглядываюсь назад – Миша сзади возится, фотоаппарат куда-то пристраивает. А вот он, в отличие от меня, подвесную парашюта нацепил и на него уселся. Сейчас возвышается над обрезом кабины почти по пояс.

– Замерзнешь! Потоком сдует!

– А пригнусь, если что, – с полуслова понимает меня Михаил. – Сам-то как?

– А никак. Если на парашют сяду, то до педалей ногами не дотянусь. К борту его пристроил…

Знаю, что ни в коем случае нельзя взлетать на обледеневшем самолете, но у нас и выхода другого нет. Если только спиртом облить, да кто мне столько спирта даст…

На мой вопрос об этой альтернативной противообледенительной жидкости механики только руками развели. Да еще и посмотрели этак заинтересованно. Понятно. Ладно, скорости маленькие, рискнем.