Под чужим солнцем

Ветку заполняют такие же вопросы, обсуждение набирает обороты. Мог ли Ричард Бофорс убить свою возлюбленную, а потом подстроить все так, чтобы избежать подозрений? Кто-то подробно объясняет, как легко избавиться от тела, выбросив его в море. «А ведь они живут прямо на берегу», – добавляет кто-то другой.

Я читаю все это со смешанными чувствами. Приятно сознавать, что подозрения падают на кого-то еще, а не на моего Дани, в то же время меня мучает совесть за то, что я сейчас делаю. Подойдя к перекрестку, я получаю сообщение, внутри меня все сжимается, когда я вижу, что оно от Betty92. Она отправила мне адрес своей электронной почты и попросила связаться с ней, если я хочу узнать что-то еще.

Я начинаю обдумывать свой ответ, и в этот момент появляется новый пост со ссылкой на статью в газете. Дрожащей рукой я копирую ссылку в строку поиска и нажимаю на галочку, чтобы открыть статью в новом окне. Фотография загружается несколько секунд, а потом я вижу лицо Дани. Это старая фотография, у него короткая стрижка и серьезный взгляд, направленный в камеру. У меня темнеет в глазах. «Полиция разыскивает подозреваемого в похищении Линнеи Арвидссон».

Я чувствую, как у меня останавливается сердце. Я смотрю на фотографию, а потом возвращаюсь к форуму Flashback. Пост взрывается сообщениями. «Подозреваемого зовут Даниель Симович, в течение нескольких недель он преследовал Линнею Арвидссон и приставал к ней», – цитирует кто-то газетную статью. «Я всегда это знала», – пишет кто-то другой. «Мальмё страдает от иммигрантов, свободно приезжающих в наш город. Город полностью контролируется бандами. Я совершенно не удивлен, что несчастную Линнею убил югославский чурка», – пишет третий.

Глава 14

Я сижу у папы, держу в своих руках его большую теплую руку и пытаюсь забыть обо всем на свете. Кристиан Валлин звонил и оставил два сообщения, Мила тоже пыталась со мной связаться, но у меня нет сил им отвечать. Кажется, мой мир рухнул. Они опубликовали имя и фотографию Дани, и теперь уже совершенно не важно, виновен ли он на самом деле, теперь он навсегда связан с этим делом.

Я понимаю, зачем они это сделали. Валлин считает, что мой брат похитил Линнею и удерживает ее в заложниках. С каждой минутой шансы найти ее живой уменьшаются, а он пытается ее спасти. Он знает, как эта публикация скажется на Дани, но, конечно, у него нет выбора – жизнь Линнеи важнее жизни Дани.

Папа бормочет что-то неразборчивое. Весь вечер он ведет себя беспокойно, словно чувствует, что что-то случилось. Я глажу его по спине, пытаюсь придумать, о чем с ним поговорить. Вспоминаю о последнем выступлении танцевального кружка Эллен и рассказываю ему о нем.

– Эллен… – говорит он слабым голосом.

– Старшая дочка Милы, – добавляю я.

Он кивает и улыбается:

– А ты? У тебя нет детей?

Он все чаще задает такие вопросы, словно на ощупь пробираясь к реальности, которую он упустил. Словно мир – это темная комната, из которой он пытается выбраться на свет.

– Нет, – мягко говорю я и думаю о том, как Мики заговаривал о детях. Он мечтает о семье, о воскресных утрах в постели с маленьким малышом, о поездках в парки развлечений, о совместных праздниках, но я не уверена, что смогу ему это обеспечить.

– А у Эллен есть брат, его зовут Макс.

– Макс, – повторяет папа, его голос светлеет. – Макс и Дани.

Волоски на моих руках поднимаются, я опускаю лицо, чтобы он не подумал, что я расстроилась из-за него. Я думаю о том, заметит ли он, если Дани больше не будет к нам приходить и как это повлияет на Макса и Эллен. А если кто-нибудь в школе расскажет им о том, что случилось? Внутри меня все холодеет, когда я представляю себе лицо Дани на первых полосах завтрашних газет. Как Мила объяснит это детям? Наверное, им придется пропустить несколько дней учебы.

Папа доверчиво улыбается мне, но его глаза пусты, и я думаю о том, что вовсе даже не плохо, что он не понимает происходящего. Когда он устает, я помогаю ему надеть пижаму и лечь в постель. Я задергиваю шторы, зажигаю ночник на окне и укрываю папу одеялом. Возле его кровати стоит старый магнитофон и кассета с хорватской народной музыкой. На обеих сторонах кассеты одни и те же песни, я переворачиваю кассету и включаю магнитофон. Несколько секунд слышны только щелчки и шуршание, а потом начинает звучать музыка. Хор поет песню об утраченной любви под аккомпанемент мандолины.

– Lijepo spavaj[3]! – шепчу я и уже собираюсь выйти из комнаты, как вдруг он хватает меня за руку.

– Лидья, – говорит он абсолютно ясным голосом.

– Да?

Он так широко улыбается, что обнажаются нижние зубы, и мне даже кажется, что это не бессознательный рефлекс.

– Спасибо.

Я киваю и выхожу из комнаты, но успеваю сделать всего несколько шагов и захожусь в рыданиях. Я бегу на кухню и закрываю за собой дверь, опускаюсь на стул возле стола и рыдаю. Кажется, мое тело пытается избавиться от всего, через что ему пришлось пройти, от всего ужасного.