Под британским флагом

Это был трехмачтовый корабль с прямым парусным вооружением и водоизмещением тонн шестьсот. Я бы назвал его фрегатом, как делают многие, но язык не поворачивался присваивать такое гордое название купчишке. Обычно такие большие редко используют для каботажных перевозок. Их выгодно гонять в Вест-Индию или Ост-Индию и под охраной военных кораблей. Этот шел один, точнее крался вдоль берега, а на флагштоке грот-мачты развивался большой испанский флаг. Такое сочетание показалось мне подозрительным. Если бы это был нейтральный корабль, везущий груз в Италию, не говоря уже про страны Ближнего Востока, то шел бы напрямую. Этот либо вез во Францию военный груз, либо…

Мы догнали его к вечеру милях в семи от порта Перпиньян, куда, завидев нас, устремился трехмачтовик. К его сожалению, мы шли намного быстрее. После поднятия нами английского флага и холостого выстрела из фальконета на корабле подвернули на ветер, положив паруса на мачту — так сказать, включили задний ход. С подветренно борта был спущен «тузик», на котором матрос привез на люггер своего шкипера — брюнета средних лет с загорелым хитроватым лицом. Вообще-то, в Средиземноморье хитрое лицо считается достоинством. Здесь уверены, что обман — соль жизни.

— Синьор капитан, понимает по-испански? — льстиво улыбаясь, начал шкипер на испанском языке с сильным акцентом.

— Немного, — произнес я, пытаясь определить его родной язык.

— Я — испанский торговец. У нас с вашей страной мир, — сообщил он и протянул судовые документы.

Из них следовало, что корабль «Сокол» принадлежит испанскому судовладельцу и перевозит оливковое масло в бочках из Барселоны в Неаполь. Пока что Неаполитанское королевство — союзник Англии. Вот только короткий путь туда пролегал намного южнее, по проливу Бонифаций, который между островами Корсика и Сардиния. Как вариант, можно было обогнуть Сардинию с юга. Но огибать Корсику с севера — это, как говорят в Одессе, немного чересчур. О чем я и сказал шкиперу.

— Был шторм, и я решил, что вдоль берега будет безопаснее. Мы не такие крепкие моряки, как вы, синьор! — объяснил он.

Перед произнесением слова «крепкие» он сделал паузу, подбирая подходящее.

— А зачем неаполитанцам столько оливкового масла? Они вроде бы свое вывозят, — поинтересовался я.

Если бы он сказал, что понятия не имеет, я бы его отпустил, но шкипер подзавис, придумывая правдоподобный ответ.

У меня появилась догадка, поэтому спросил на французском языке:

— Мыло будут делать?

— Да, неаполитанцы делают превосходное мыло! — радостно ответил шкипер на чистом провансальском диалекте французского языка.

— Катер на воду! — приказал я боцману Тилларду, а сержанту Бетсону: — Выдели шесть человек в катер, а этого типа закрыть и приставить часового.

Поняв вдруг мой английский, шкипер заорал возмущенно на французском языке:

— Вы не имеете права меня задерживать! Я под флагом нейтральной страны! Вы дорого заплатите за это!

Действительно, если в Гибралтаре выяснится, что все именно так, как он утверждает, то корабль отпустят, а мне сделают втык и, может быть, удержат пару сотен фунтов в счет компенсации этому жуку. Если все-таки не отпустят, а сочтут призом и выплатят всем вознаграждение, а потом выяснится, что поступили неправильно, придется возвращать призовые, причем меня заставят компенсировать еще и все дополнительные расходы. Сумма может оказаться значительной. Поэтому я и решил лично досмотреть корабль.

Экипаж «Сокола» даже не помышлял о сопротивлении. Мои морские пехотинцы, примкнув штыки, оттеснили на бак двенадцать человек, а тринадцатый, подшкипер, француз лет двадцати двух, проводил меня в каюту шкипера — низкое полутемное помещение, свет в которое попадал через деревянную решетку, закрывавшую узкий люк в подволоке. Больший бардак я встречал только в квартире знакомого системного администратора, который трудился дома и от безделья поддерживал его весь день. Наверняка где-то спрятаны французские документы на корабль, но у меня не нашлось бы столько терпения и сил на отключение на долгий срок брезгливости, чтобы найти их среди раскиданных по всей каюте вперемешку грязной одежде, обуви, книгам, головкам чеснока, сухарям, оловянным тарелкам с присохшими объедками, согнутым талрепом, лагом с размотанным линем… Мне хватило замызганной тетрадки, лежавшей на столе среди засохших подтеков вина. В ней были французские сигналы-пароли, свежие, действующие с первого августа. Кораблю, работающему на линии Барселона-Неаполь, знать такие ни к чему.

Выйдя из каюты, я приказал подшкиперу:

— Открыть трюм!

— Сеньор, вы не имеете права делать это! Мы под нейтральным флагом! — попытался он пускать пузыри.

— Если через десять минут трюм не будет открыт, ты случайно упадешь за борт, и никто не сможет тебе помочь, — мило улыбнувшись, произнес я.