— Хорошо, я заплачу пять шиллингов, — пообещал он, — только у меня с собой нет.
Спустившись с вант после того, как его отвязали, юноша остановился рядом со мной, собираясь сказать что-то приятное, судя по тому, как старался не встретиться со мной взглядами.
— Я тебя туда не посылал, и традицию эту придумали для юных мичманов задолго до моего рождения, — упредил я его упреки, после чего развернулся, чтобы уйти, но напоследок добавил: — Не забудь, что ты дал слово офицера, иначе узнаешь еще много более жестоких флотских традиций.
12
Паскудно гудит боцманская дудка. Желание кинуть в ту сторону башмак неисполнимо только потому, что до него далеко тянутся. В юности я расколотил два будильника. Не пластиковых, а металлических. Мать их ставила на тарелку, чтобы звенели громче, пока количество разбитых тарелок не подорвало семейный бюджет. Я — «сова». Для меня подъем в шесть утра — трагедия. В мореходке я, не просыпаясь, переползал в «ноги» кровати, куда надо было откинуть одеяло, встав и отправившись на зарядку, и продолжал процесс. Моя кровать была на втором ярусе, и частенько дежурный офицер, зашедший проверить, все ли убыли на зарядку, не замечал, что под собранным в кучу одеялом кто-то спит. Но иногда утро начиналось для меня со свирепой офицерской морды. Это их так распирало от зависти. Сейчас с сонями борются боцманматы. Линьками. Стегают от души. Поскольку офицеров бить нельзя без приказа капитана, у спящих мичманов перерезают ножом одну из двух веревок, на которых висит гамак. У старших мичманов ту, что в ногах, у младших, начиная с третьего раза, ту, что в голове. Падение на палубу будит лучше всякого будильника на тарелке. Я имел опыт сна на гамаке, а вот за Робертом Эшли, расположившимся рядом со мной, наблюдать было забавно. Отбой он мог считать удачным, если всего пару раз свалился с другой стороны гамака, укладываясь в него. И это при том, что гамаки висят почти впритык. Работает принцип «Кто первый лег, тому и счастье!». Последнему приходится расталкивать соседей, выслушивать приятные слова и не только. Если меня боцманмат все-таки первые дни (потом я втянулся) будил нормальным способом, потому что я, как помощник штурмана, стал одним из их непосредственных командиров, то моему соседу уже дважды обрезали веревку. Ту, что в голове. Теперь он вскакивает самым первым, расталкивая соседей и узнавая от них о себе много неправдоподобного. Встав, надо отвязать и свернуть гамак вместе с шерстяным одеялом, подушкой и матрасом, набитыми смесью ваты и пробковой крошки, перевязать их черным сезнем пятью шлагами и отнести этот рулон на главную палубу, где поставить на свое пронумерованное место в сетку у фальшборта. Мое место номер двадцать один. Сам выбрал, потому что пока еще много свободных. Во время боя матрасы и подушки будут дополнительной защитой, а при затоплении корабля — спасательными средствами, правда, не шибко плавучими.
Я иду на бак и там отливаю с подветренной стороны прямо за борт. На гальюне оборудовано по шесть посадочных мест с каждого борта, то есть из расчета пятьдесят человек на одно. На стоянке в деле все двенадцать, а вот на ходу при волнении наветренный борт будет нерабочим. Кому надо отлить, делают, как я, а остальные стоят в очереди, обмениваясь едкими замечаниями в адрес тех, кто не торопится уступить место. Туалетной бумаги все еще нет, вместо нее по-прежнему используют размочаленный конец троса, свисающего в воду. Мичманам можно испросить разрешение и воспользоваться двумя офицерскими туалетами, расположенными в кормовых раковинах, по одному с каждого борта. У капитана тоже два и в тех же раковинах, только выше.
Зарядка по желанию, которого я ни у кого на «Бедфорте» пока не замечал. Умывание и чистка зубов тоже. Из мичманов только помощник хирурга и молодые мичмана составляют мне компанию в чистке зубов. Последние — по моему тираническому приказу. Старых мичманов я не напрягаю, потому что их только боцманские линьки исправят, а офицеров бить нельзя.
Матросы начинают приборку главной палубы, опердека и гондека. На главную выливают морскую воду в непомерных количествах, а потом таскают по ней большой кусок пемзы, счищая размокшую грязь. В труднодоступных местах драят малыми кусками пемзы, встав на колени. Эти куски называются молитвенниками из-за такого же размера и позы, в которой с ними работают. В твиндеках палубы моют пресной водой с уксусом, который используют, чтобы банить пушки после выстрела. По субботам все стирают гамаки и одежду. Если в воскресенье кто-нибудь появится в грязной одежде, будет выпорот нещадно. Вместо мыла обычно используют мочу, как и сотни лет назад. Мой гамак стирает старый матрос за порцию грога. Мыла у него нет, но после стирки гамак мочой не воняет. Одежду можно отдать в стирку прачке, которая по субботам приплывает на лодке, собирает грязную одежду у тех, кто имеет деньги и желание воспользоваться ее услугами, а в середине недели привозит чистую. Стоит это удовольствие по пенсу за рубаху или панталоны, а пара чулок или галстук — полпенса.