Под британским флагом

Над входной дверью в гостиницу висел плоский силуэт дилижанса, покрашенного в желтый цвет. Снизу краска облупилась, поэтому казалось, что дилижанс ехал, погрузившись наполовину в грязь. Хозяин гостиницы был дороден и добродушен. Хотя я был в штатском, он сразу определил, что я из тех несчастных, которым приходится выбирать между тюрьмой и военно-морским флотом.

— Корабль мистера мичмана здесь или поедете дальше? — сразу спросил он.

— В Портсмуте, — ответил я. — Завтра поеду туда.

— Дилижанс на Портсмут отправляется в семь утра, — подсказал хозяин гостиницы.

— Разбудите меня в шесть, чтобы успел позавтракать, — попросил я.

— Как прикажите! — весело, будто услышал забавную шутку, произнес он и спросил: — А сейчас не хотите перекусить?

— Сейчас я хочу полежать пару часов, а потом можно будет и перекусить, — сказал я.

— Как прикажите! — все так же весело повторил он и сказал слугам: — Отведите мистера мичмана во вторую комнату.

Комната была квадратной, со стороной метра четыре. Кроме кровати, рассчитанной на троих, не меньше, в ней был маленький столик, два стула и ночная посудина под дырявой табуреткой, исполнявшей роль стульчака.

Слуги поставили мои вещи на пол у кровати, оба протянули ко мне ладони и хором произнесли:

— Шесть пенсов!

Про наглость лондонских слуг ходят легенды, причем те же самые, что рассказывали лет двести назад и будут рассказывать еще через двести. Парижские тоже не святые, но у лондонских нет льстивой любезности, которая помогает мне легко расставаться с деньгами. В любом случае слуги будут презирать тебя: дашь мало — за жлобство, а дашь, сколько просят — за глупость.

Я предпочел быть жлобом — положил в ближнюю ладонь гроут (серебряную монету в четыре пенса):

— Поделите на двоих.

— Положено по шесть пенсов каждому! — возмущенно восклицает дальний.

— Расскажешь это какому-нибудь деревенскому олуху, — посоветовал я. — Двигайте отсюда, а то и гроут заберу.

Закрыв за собой дверь, они достаточно громко, чтобы услышал я, но не настолько, чтобы услышал хозяин гостиницы, высказали, что думают о прижимистых мичманах.

Мне их мнение было до задницы, ставшей к концу путешествия каменной, но при этом не потерявшей способность болеть. Я одетым завалился на кровать, застеленную толстым шерстяным одеялом серого цвета. Боль как бы начала вытекать из моего тела в это одеяло. Давно я не чувствовал себя таким счастливым!

7

После обеда я поехал в кэбе на улицу Ниточка-Иголочка. У русских эта детская игра называется Ручеек. Символично, что на улице с таким названием находился Банк Англии. Несмотря на грозное название, это пока что обычный коммерческий банк, а соответствовать полностью названию улицы он начнет позже, когда точно — не знаю. Мистер Тетерингтон выписал мне вексель на этот банк, и я решил открыть в нем счет. Внутри у двери стояли два охранника, вооруженные деревянными дубинками, покрашенными в красный цвет. Наверное, чтобы кровь жертв была не так заметна. Наличие охраны красноречиво говорило о неблагополучной криминогенной ситуации в столице королевства, а дубинки — о том, что грабители уже предпочитают работать без трупов. Меня в двадцать первом веке поражала английская полиция, которая ходила без огнестрельного оружия, только с дубинками или электрошокерами. Они выглядели милашками на фоне американских коллег, которые палят из кольта быстрее, чем говорят, а говорят быстрее, чем думают.

В большом зале за деревянным барьером стояли восемь столов, за которыми сидели по одному или два клерка. Завидев меня, сухощавый клерк в коротком седом парике с конским хвостом, перевязанным черной лентой, сразу встал и, улыбнувшись, сделал пригласительный жест рукой.

— Вы по какому вопросу, мистер …? — спросил он, когда я подошел к барьеру напротив его стола.

— Генри Хоуп, — подсказал я. — Хочу акцептировать вексель и положить деньги на свой счет.

— Мы рады каждому новому клиенту! — заверил меня клерк, но глаза смотрели на меня настороженно, изучающе.

Как подозреваю, фальшивые векселя уже в большом ходу.

Немного попустило его, когда увидел, от кого вексель.

— Мистер Тетерингтон предупредил нас письмом, — сообщил клерк. — Вы хотите снять часть денег на расходы, а остальные положить на счет?

— Нет, оставлю у вас все. На расходы у меня есть, — сказал я.

Надеюсь, на дорогу до Портсмута и первое время мне хватит тридцать восемь с четвертью фунтов стерлингов, оставшихся после пошива формы, прочей одежды и обуви, покупки сундука и оплаты проезда. Дальше пойдет жалованье на корабле — два фунтаи восемь шиллингов в месяц.

— Приятно видеть такую предусмотрительность в таком юном возрасте! — похвалил клерк.

Я все никак не привыкну, что должен изображать малоопытного юношу, так и хочется воскликнуть: «Поживешь с моё — тоже станешь предусмотрительным!».

— Мистер Хаулейк поможет вам, — показал старый клерк на молодого, сидевшего через стол от него, рядом со своим ровесником.