Почтальон

Они миновали товарную станцию и находились в начале Вокзальной улицы, которая шла до железнодорожного моста через Великую. Прямо перед ними в сквере стояло двухэтажное здание образцовой столовой номер 1 Псковской артели инвалидов, по сути – нэпманского ресторана, мелькнула шальная мысль отвести девушку туда и сразу пропала, во-первых, смысла тратиться на чужую подругу он не видел, и во-вторых, денег до получки оставалось шесть с половиной рублей. В ресторане с такими капиталами делать было нечего, даже днём, а вот в столовой желдортреста, которая находилась на другой стороне улицы, за восемьдесят четыре копейки деньгами или талонами подавали неплохой обед. У Травина талонов с его подработки осталось недели на две-три обильного питания, в принципе, он их так и хранил, на крайний случай.

Света сама уже не рада была, что напросилась, и на ресторан поглядывала с тревогой, в таких местах она никогда не была, там, насколько она знала, продажные женщины ублажали нэпманов за меха и бриллианты. Поэтому, когда они свернули к столовой, облегчённо вздохнула.

– Давай, Кислицына, раз уж мы с тобой за одним столом сидим, рассказывай, что да как, может, пожаловаться хочешь или совета попросить, – Сергей намазал хлеб топлёным маслом, зачерпнул ложкой жаркое из дичи с картошкой и морковью, здесь его подавали в глиняных горшочках, а отдельно, в миске, квашеную капусту с мочёными яблоками, на взгляд Травина, получалось куда лучше и вкуснее, чем в дорогих и пафосных местах. – Да не тушуйся ты, поговорят немного и перестанут, к тому же у меня другая женщина есть.

Поначалу пришлось отбиваться от расспросов. Кислицына, почуяв новость, которую можно обсудить с товарками, вытянула у Сергея, что теперь он встречается с доктором из больницы в Завеличье, и то, что они вместе смотрели кино. Оказалось, что на этот фильм Света ходила семь раз и собиралась сходить по крайней мере столько же, а фотография Греты Гарбо висела у неё над кроватью.

– Это же потрясающая картина, – уверяла она, – я каждый раз плачу, как впервые, и Семён, знаете, он тоже плакал, у него такая тонкая душа, а его жена это не ценит.

– Когда это он плакал? – Травин нахмурился. – Вы что, в рабочее время туда ходили?

– Нет, вечером, – спохватилась девушка. – В «Авиатор» после работы случайно зашли, на минутку.

В рабочей столовой официантов не было, так что Сергей отнёс пустые горшочки, взял судки с обедом для Лизы, забрал чай и выпечку, Света, несмотря на свою субтильную внешность, отсутствием аппетита не страдала и ухватилась за горячий бублик.

– Везут и везут, везут и везут, – жаловалась она с набитым ртом.

– Что везут?

– Деньги, вот Семён допоздна и сидит на работе. Месяц уже как с цепи сорвались, покупают займы. Раньше-то индустриальный через силу продавали, сами до сих пор берём по билету, а теперь приходят с мешком червонцев, и артельщики, и просто частники. Говорят, у них кто-то продукцию скупает подчистую, в банке им отказывают – новый выпуск только в сентябре, вот и покупают облигации какие есть, по ним-то шесть процентов в год выплачивается.

– По крестьянскому – срок меньше, – щегольнул эрудицией Сергей.

– Так его раскупили у нас почти весь, а завоз новый только в июне будет, – Света наелась, глаза её немного осоловели.

– Разве крестьяне не осенью билеты покупают, когда продукцию сдают?

– Это Семён знает, – девушка произнесла имя с нежностью, – он самый умный. То есть вы, начальник, конечно, но после вас он самый умный. И самый красивый.

– Тоже после меня?

Света покраснела густо и ничего не сказала.

– Ладно, – сказал Сергей, – засиделись мы. Ты где живёшь-то?

– На той стороне, в Усановке, родители там у меня, только я с ними контрах.

– В Усановке? – Сергей уже третий день думал, что неплохо бы найти кого-нибудь из этого пригорода и расспросить кое о ком. – А скажи, живёт у вас там такой паренёк, на вид лет тринадцать-четырнадцать, худющий, аж светится, волосы чёрные, на правой щеке родинка чуть ниже глаза, уши оттопырены, и ещё мизинец на левой руке у него искривлён? Иногда в беспризорника наряжается.

– Так это ж Пашка, – ответила Света, – у него раньше мать в Усановке жила, пила много, а как угорела она в бане с очередным дружком, он в Москву подался, к родственнику дальнему. В прошлом году летом они тут появились, он и дядя его. Только Пашке не тринадцать, а восемнадцать уже должно быть, он меня на два года младше всего.

– А дядя его кто такой?

– Не знаю, мы с ними не водимся, говорят, пограничником работает, на заставе, раньше-то на другой стороне жил, за Псковой, а как Пашке дом достался, сюда вместе с ним переехал. Его все Митричем кличут, а так фамилия у них Филипповы. То есть Пашка, он Филиппов, а у дяди его рыбная какая-то фамилия, то ли Окунев, то ли ещё как.

– Может, Сомов?

– Точно.

– Избу их знаешь, как найти?

– Конечно, если от моста идти по главной улице, то она четвёртая справа, на ней еще от флюгера палка осталась, тряпка к ней красная привязана, потому что Пашкин отец в гражданскую за красных воевал. А зачем он вам?