Уполномоченный учётно-секретного отдела оперсектора ГПУ привык бороться с политическими врагами советской власти, там всё было понятно с самого начала. Что делать с Вацетис, он не знал, фельдшерица происхождения была самого правильного, её отец до революции батрачил, а потом командовал дивизией на стороне большевиков. На груди у Ильзы сверкал комсомольский значок, решения партии она знала почти наизусть, и это навевало на уполномоченного тоску. Классовый враг, который не помог пролетарскому следователю, это одно, а комсомолка батрацкого происхождения, дочь красного командира, у которой следователь скончался на руках – совсем другое. Почти точно так же обстояло дело с Лещенко, тот был сиротой, из семьи рабочих, в милицию попал по комсомольской разнарядке, а значит, политических мотивов убить следователя не имел. Именно это уполномоченный и доложил Политкевичу.
– А остальные где? – тихо и очень зло спросил начальник оперсектора. У него раскалывалась голова, а настроение было такое, что хоть вешайся.
– Какие остальные?
– Травин и Лакоба.
– Так их милиция отпустила, – уполномоченный в подтверждение своих слов кивнул головой. – Сказали, следователь распорядился. Прикажете снова задержать и доставить в отдел?
Политкевич потянулся к кобуре.
Травин ушёл домой не сразу. Милиционер, угрожая наганом, заставил его вернуться в прозекторскую, отобрал оружие и целился, пока не прибыл наряд милиции и агенты угро во главе с инспектором Семичевым. Следователь быстро потерял сознание, а потом и дышать перестал, молоденькая фельдшерица пыталась что-то сделать, но опыта ей явно не хватало. Травину – тем более, он знал, что круг крови диаметром в метр означает потерю литра крови, а там ещё и одежда пропиталась хоть отжимай, шансов у Лессера не было практически никаких. Сергей попытался фельдшера успокоить, но та громко завизжала, когда он к ней приблизился, словно это он был убийцей. Травин смог кое-как осмотреть труп, раздутое потемневшее тело очень отдалённо напоминало Глашу Екимову, платье вроде было тем же, но с уверенностью утверждать это Сергей не решался.
У инспектора Семичева был приказ отпустить их с Лакобой после опознания, таможенник сразу ушёл, а Травин после того, как с него сняли наручники, показывал агентам угро и бойцам погранотряда, где именно он попал в Сомова, и даже разыскал в траве кусочек гипса, но там крови не обнаружилось, а гипс был с верхнего слоя, и собаки на него не отреагировали. Семичев дождался своего заместителя и уехал, субинспектор сам подошёл к Травину чуть погодя, когда к поискам подключились пограничники, протянул руку.
– Виктор Мельник. Я тебя на футбольном поле видел, за желдорстанцию играешь, да?
Сергей улыбнулся, все его достижения по доставке корреспонденции меркли перед скромными спортивными успехами.
– А ещё это ведь ты Сомова задержал, – поправился субинспектор. – Дело твоё у Радзянского видел, в Московском угро служил?
– Было дело.
– Вот скажи, как так оказалось, что Сомова с Лещенко отпустили?
Сергей как смог описал человека в штатском.
– Ясно, начальник политотдела милиции Яцкин, – Мельник покачал головой, – вроде опытный товарищ, а мокрушника с одним красноармейцем отправил.
– Это Сомов-то мокрушник? Он же по сейфам спец, нож в руках держать толком не умеет, я сам видел.
– Спец этот нашего агента в камере пришил, Прохорова, поэтому его вчера на игре не было, а второго агента, Юткевича, порезал, в окружной больнице сейчас.
– Чудеса. Но всё равно, кто ж убийцу почти без конвоя отправляет? – удивился Сергей. – Тут отделение нужно.
– Радзянский на вас двоих рассчитывал, а потом к вам Сомова прибавили, вторая машина поехала следом и сломалась на полпути, с ней просто беда, на ровном месте глохнет. Водитель думал, что они просто отстали, – Мельник сплюнул. – Везде бардак, у нас кадров нехватка, а бандитов меньше не становится. Таких, как Сомов, надо сразу к стенке, так нет, возятся со всякой мразью, кормят и в камере содержат.
Травин был с ним почти полностью согласен, Уголовный кодекс, беспощадный к врагам революции и советской власти, к обычным преступникам был снисходителен.
Проснулся он после неспокойной ночи от того, что Лиза его тормошила.
– Дядя Серёжа, вставай, – девочка тянула край одеяла, – вставай быстрее.
– В школу пора? – Сергей зевнул, потёр глаза. – Иди, я посплю ещё немного.
– Какая школа! – Лиза руками всплеснула, оставив одеяло в покое. – Первомай же, демонстрация трудящихся. По радио только что сказали, на Красной площади на трибуне товарищ Калинин скоро появится, а ты всё спишь.
– И то верно, – Травин уселся, сунул ноги в меховые тапочки, изба была прогрета и лично им ещё зимой проконопачена, но пол всё равно холодил. – Раз Калинин проснулся, то и нам негоже дрыхнуть.