Почтальон

Что одна, что другая Алексеевская улица были вымощены плохо, горкомхоз обещался начать ремонт этим летом и даже щебень завёз аккурат перед Пасхой. Кучи камней не мешали детям гонять тряпичный мяч или бегать за обручем, подгоняя его палкой, Травин пытался увернуться и от тех, и от других, но улица, вначале широкая, сузилась так, что двум телегам не разъехаться. Нужный дом он нашёл не сразу, тот стоял немного в глубине, адрес был написан на заборе краской, наполовину смывшейся весенними дождями. Сергей подёргал ручку калитки, потом встал на цыпочки, запустил руку за загородку и сам отодвинул щеколду. На участке, особенно в тенистых местах, лежал снег, но дорожка, отсыпанная щебнем, очень похожим на горкомхозовский, была относительно сухой. Мальчик лет шести в шапке и шерстяном пальто качался на качелях, подвешенных к притолоке крыльца.

– Ты Максим Гаршнек?

– Да, – мальчик глядел на Травина с любопытством. – Вы как калитку отворили, я думал, может, воры лезут.

– Часто лазают?

– Нет, вы первый. Вам мама нужна?

– Сначала ты. Журнал «Мурзилку» выписываешь?

– Конечно, я уже читать умею. Только у меня он уже есть.

– Почтальон принёс?

– А то. Недавно совсем.

– В пятницу?

Мальчик прикрыл глаза, начал загибать пальцы.

– Угу, – сказал он, – а может нет.

– Ладно, – сдался Травин, – зови маму.

Максим с сомнением посмотрел на Сергея, видимо решая, стоит ли оставлять его одного наедине с качелями, и скрылся за дверью, но тут же выбежал.

– Сейчас мама подойдёт. А вы милиционер?

– Кто милиционер? – дверь отворилась, на пороге стояла Черницкая.

Глава 6

– Заходила в прошлую пятницу, точно помню, я тогда не работала, – Черницкая сидела напротив Травина, держа на весу фарфоровую чашку. – Вот на этом месте она сидела, где-то в половине девятого вечера, мы с ней поговорили немного, а потом она ушла. Вы ешьте.

– Домой? – Травин поёрзал на стуле. Свою чашку он держал двумя пальцами.

Стул был жёстким и неудобным, с гнутыми ножками и спинкой из прутьев. Лампа, висевшая над столом, едва не касалась его макушки, когда он наклонялся вперёд, чтобы взять ещё одно печенье – имбирное, с орехами. Имбирь Травин не любил. Если не считать этих мелких неудобств, в доме Черницкой было уютно, сени отгораживали большую комнату от крыльца, здесь же находился открытый очаг, в котором тлели дрова. Между окнами стоял резной буфет с посудой, готовила доктор явно не здесь, на отдельную кухню, которую удалось мельком рассмотреть, вела дверь, другая такая же закрывала проход в остальную часть дома. Места здесь было в разы больше по сравнению с избой, которую Травин снимал.

– Нет, она говорила что-то об ещё одном адресе, куда должна была зайти. Да вы не стесняйтесь, у меня по случаю муки и масла много, я ещё напеку, – Черницкая кивнула на тарелку, где лежали два последних печенья, – пациенты обеспечивают, я им велю не делать этого, так всё равно несут.

– А не припомните, что она об этом месте сказала?

– Нет, – Елена Михайловна посмотрела вверх и влево, решительно мотнула головой, – нет. Сказала только, что ей по пути. На улице уже смеркалось, у нас, знаете, тут, бывает, пошаливают, чужим ночью ходить опасно, но я сама привыкла, иногда в больницу вызывают.

И она кивнула на телефонный аппарат, стоящий на буфете.

Травин точно знал, что на начало апреля этого года в Пскове было 648 абонентов, у Соколова, начальника станции, трудились восемь телефонисток, в основном они соединяли различные учреждения и высокое начальство, а у простых горожан в пользовании находилось всего около сотни номеров, и это количество неуклонно сокращалось. Сергею телефон положен не был, да и не потащил бы никто ради него линию в слободу.

– Через забор, – заметив взгляд Сергея, сказала Черницкая, – была Алексеевская община сестёр милосердия, а теперь там вторая совбольница, мой отец Михаил Фёдорович хирургией в ней заведовал, ему линию и провели, ещё до революции. Папа умер не так давно, вот, пока работает телефон, только звонить особо некому, разве что в исполком, жаловаться. Я уже и писала, чтобы сняли, но всё никак, какие-никакие, а расходы. Может, вы поможете, почта и телефон – почти одно и то же?

Травин чувствовал себя странно. Черницкая свои роскошные глазки ему не строила, даже о здоровье не спросила, но уходить почему-то не хотелось. И это несмотря на стул, лампу и приторно-сладкое печенье.

– Попробую что-нибудь сделать, – он решил, что потом с этим разберётся. – Странно, у вас одна фамилия, у сына – другая.

– Так получилось, – не стала вдаваться в подробности Черницкая. – Что-то ещё хотите спросить?

– Да. Ваша медсестра, Надя Матюшина, она сегодня дежурит?

– В воскресенье? Кажется, нет, у нас медсёстры двенадцать часов работают, потом сутки отдыхают, график её можно посмотреть. А что, вам от неё нужно что-то?

– Нет, просто спросил, – Сергей поднялся, подхватил мешок с приёмником. – Спасибо за чай и печенье.

Когда он вышел, врач некоторое время молча сидела, уткнувшись в чашку.