Почерк

Она отдернула шторы. Его серые глаза вдруг наполнились зеленым цветом, он замер.

– Что с тобой?

– Все хорошо.

– Ты меня любишь?

– Естественно.

– Почему не «да»?

– Не придирайся. Ты на работу?

– Я боюсь тебя оставлять.

Он не отрываясь смотрел мимо нее в окно.

– Не бойся. Я тут побуду.

– Никуда не уйдешь?

– Куда мне идти?

Это была правда. После восстановления всегда положен больничный.

– Боюсь уходить, – сказала она.

– Ну ты же не можешь быть все время со мной.

Она обернулась и посмотрела в окно.

– Что ты там увидел?

Стена соседнего дома словно прилипла к глазам. Сколько времени они провели здесь вместе, разговаривая, держась за руки, завтракая тостами, ужиная картошкой и макаронами.

Стена была так же знакома, как родинки на теле, была их третьим супругом, совместной душой. И это было очень хорошо, потому что иметь одно тело на двоих невозможно.

– Дождись меня, – попросила она очень тихо: так, чтобы он наверняка услышал.

Вышла, спустилась на площадку автобуса. Тот долго не шел. Она подумала, что вот сейчас находится так недалеко от мужа, в считаных метрах. А через минуту будет уже в ста, в километре. И хорошего в этом мало.

Конечно, иметь одно тело на двоих невозможно. Если ты куда-то отлучаешься – за хлебом, погулять на землю или просто на работу, – ты все равно отлучаешься, покидаешь любимого человека. Так устроена жизнь, что нужно ходить по делам. И чаще всего в этом нет ничего страшного: ты возвращаешься, а он сидит дома или, если куда-то уходил, тоже возвращается, вы встречаетесь. Но не в этот день.

Она стояла в кабинете майора. Ей хотелось упасть в обморок, но ноги подводили, обретя давно забытую молодую силу.

– У него были какие-то отклонения, навязчивые идеи? – спросил майор.

– Нет.

Сержант заметил, что вода закончилась, и поняв, что это спасет его, сказал:

– Давайте я воды принесу, – и ушел торопливо, чтобы хоть немного отдышаться, не смотреть на чужое горе.

– Как прошел этот день после восстановления?

– Мы пошли гулять на землю, ничего не нарушали.

– Все сбережения потратили?

– Это не важно. Хотелось погулять.

– А потом?

– Потом провели вечер дома. Утром я приготовила завтрак.

– Что последнее он вам сказал, что делал?

– Он остался стоять у окна.

Вернулся сержант, протянул женщине стакан воды. Майор сел за стол и еще раз просмотрел видео с облаков наблюдения. Там мужчина открыл окно и, улыбаясь, шагнул вперед. Не выбросился, а просто шагнул, как утром после хорошего сна делают первый шаг с кровати. Зачем человеку, только что вернувшемуся к жизни, сразу же с ней расставаться?

Похоже, не удавалось вот так просто уехать в Центральный округ, пока дело не завершено.

– Пишите заявление, – сказал он, – будем разбираться. Завтра вас жду в десять утра.

Женщина взяла перо, но чернила в чернильнице закончились.

– Я сбегаю, – сказал сержант и как только мог быстро вышел в коридор.

Майор сел в патрульную машину и отправился вниз, через облака, к стодевятиэтажкам. Спустился на лифте, показал корочку. Контролер взял под козырек, сказал:

– Поздно уже. Вы бы один не ходили.

– Служба, – ответил майор.

– Понимаю. Давно сохранялись?

Майор сохранялся утром. Но даже если бы месяц назад – все равно с того момента не случилось ничего важного, он просто засыпал, просыпался, видел перед глазами стену своей комнаты, новых знакомств не завел.

Он прошел по темнеющему холму. Все уже поднялись наверх. Там, в вышине, мигали огни патрулей. Все-таки это был рискованный, бессмысленный поступок. Охотники за памятью приходили из леса в темноте и уже сейчас могли быть где-то рядом. И хотя, случись что, его восстановили бы по госстраховке, все равно было очень страшно. Он не мог себе представить, что тот, другой, очнувшийся в Комнате Встреч, будет до конца им, майором. Да, тело до последнего обгрызенного ногтя будет идентично, сознание тоже, но это будет не тот же человек, а такой же. А он, разорванный на части, будет лежать в лесу, и дикие звери съедят его кости.

Хотелось уже оставить этот город. Река пахла ночной травой, подъемные пункты закрылись. Он проверил пистолет, прислонился к дереву и решил, что сумеет себя защитить, если нападут охотники. Лучше сражаться за ту жизнь, которая есть, чем верить в гарантированную следующую. Слева и справа никого не было. И впереди никого не было. Потом раздался треск веток, это шел не один человек. Они ступали осторожно.

И все-таки было хорошо, что он хранился в облаке, потому что очень страшно думать, что ты закончишься весь. Что бы ни случилось, он снова окажется в своем кабинете, у своего стола. Выпьет чая и, подойдя к окну, посмотрит на свою реку.