Почему РФ - не Россия

цитатой: «Классовая борьба продолжается, и наша задача — подчинить все интересы

этой борьбе». Если ряд второстепенных памятников, статус которых из-за нехватки

средств был несколько понижен, то все главные «реликвии» советского режима — и

наиболее известные скульптуры «вождей», и «ленинские мемориальные места» в

Смольном, Шушенском, Горках и др., и масса монументов «героям революции и

гражданской войны» остались «памятниками истории и культуры общероссийского

значения».

Крупнейшие регионы так и остались Ленинградской, Свердловской (тут не повлияло

даже переименование городов; военный округ тоже, естественно, остался

Ленинградским), Ульяновской, Кировской областями. Имена врагов и разрушителей

исторической России на её бывшей территории продолжали носить более 100 только

относительно крупных населенных пунктов (городов и поселков городского типа), не

считая многочисленных сел и деревень. Среди них есть, конечно, города Маркс и

Энгельс, 13 в разных вариациях связано с именем Ульянова-Ленина, 10 — Кирова, 5

— Дзержинского, 4 — Орджоникидзе, 3 — Куйбышева, 3 — Калинина, 2 — Володарского,

а также Свердлова, Буденного, Чапаева, Фрунзе, Фурманова, Щорса, Киквидзе,

Котовского, Кингисеппа, Тутаева и т.д. и т.п. Кроме того, 7 именуются в честь

Октябрьского переворота, столько же — в честь Советов, ещё 7 — Красной армии и

Красной гвардии, 5 — комсомола, ещё десятки — в честь коммунистических

праздников и т.д. Топонимия любого города сохранила полный набор имен из

большевистских «святцев» (главная — обычно Ленина, затем — Свердлова, Калинина,

Кирова, Фрунзе, Дэержинского и т.д., вплоть до Урицкого и III Интернационала),

продолжали стоять памятники «борцам за советскую власть», функционировать

посвященные им мемориалы, в законах все так же фигурировали льготы «участникам

гражданской войны» (их действия признавались «операциями по защите страны»),

«старые большевики» и их потомки продолжали благоденствовать на шикарных дачах и

в квартирах самых престижных домов, предприятия, учреждения, колхозы продолжали

носить названия типа «Заря коммунизма», «Ленинский путь» и т.п. В официозной

печати даже в самые первые годы после «смены власти» отношение к «ленинской

гвардии» оставалось вполне примирительным, «Российская газета» помещала большие

статьи в честь юбилеев её членов.

Хотя едва ли сложно было подобрать для «российской армии» одну из славных дат её

истории, в качестве её праздника было оставлено 23 февраля, причем не

приходилось удивляться, что это нашло полную поддержку в военной среде, которая

в силу особенной заботы компартии о её воспитании к 1991 г. оставалась наиболее

«красной» из всех групп советского общества. Пополнение советского генералитета

по принципу «отрицательного отбора» в смысле способности к самостоятельному

мышлению привело к тому, что среди тысяч советских генералов не нашлось ни

одного, искренне вполне порвавшего с советскими пристрастиями, кто бы выступил с

призывом вести преемственность от Российской императорской армии, а не от детища

Троцкого. Даже наиболее культурные, наиболее необычные для советского

генералитета люди с серьезным интересом к истории (рождались и такие в семьях

советских генералов, причем таким удавалось преодолеть принцип «отрицательного

отбора» как раз благодаря высокому положению родителей) оставались глубоко

укорененными в традиции советской армии.

Направленность школьного образования и особенно курса истории также не

претерпела принципиальных изменений, по-прежнему трактуя историю страны в

марксистском духе, а большевистский переворот — вполне благожелательно, и ни в

малейшей степени не свидетельствовала о стремлении воспитывать подрастающее

поколение в духе любви и уважения к досоветской России. Учебники истории и по

концепции, и по структуре, и по отношению к старой России представляли собой

слегка подправленные советские учебники, начиная с привычной марксистской

трактовки истории как классовой борьбы и кончая ленинскими постулатами о

«стадиях капитализма», «признаках империализма», «этапах освободительной борьбы

в России» и т.п. Борьба против исторической российской государственности и её

уничтожение большевиками одобряются, события трактовались вполне «антибуржуазно»

— Февральская революция выступала как проявление «кризиса буржуазной

цивилизации», тогда как Октябрьская мотивировалась «возвышенными идеалами и

самыми чистыми побуждениями» (что никак не вязалось с обвинениями властей в

пропаганде капиталистических ценностей), защитники советской власти

восхвалялись, её противники осуждались. То есть учебники однозначно

свидетельствовали, что для власти красные были «своими», а белые — врагами.

«Большевизм победил, сохранив государственность и суверенитет России» — цитата

не из «Советской России» или «Завтра», а из официального пособия для поступающих

в вузы (так резюмировались итоги гражданской войны). Власти, похоже, даже не

очень задумывались над тем, что они при этом играли на поле, подлинными и

законными хозяевами которого являются откровенные коммунисты, и возвращение