Побѣдители

– Прошлый раз представили композитора Никитина. Но это ж русский Пуленк! Могучая опера… Помнишь, где хор – когда армия впервые видит крест на куполе Исакия… И как оркестр дает этот звон, которого они на самом деле не слышат, ведь молчат колокола в городе, где засели большевики… Призрачный звон… Ох, как это пронзительно… И воины крестятся на купол, а музыка как бы подхватывает наложение крестного знамения… Вот они уже прорвались, они уже дошли, уже крестятся… Но битва-то еще впереди… Вот это место… «Не все войдут, не все под эти своды»… Ох, он и силен.

– Никитин написал оперу «Северо-западники» в городе Бийске, где и живет по сю пору, когда не ездит по разным странам, слушать себя на новых подмостках. Он не рос вместе с Государем, Нелли. Да и лет они разных.

– Потому он-то и может быть уверен, что награжден по заслугам.

– Государю ты дорога… – Сестра внимательно взглянула на меня. Я в который раз задалась вопросом, знает ли она что-нибудь о событиях лета 1980-го года. Не знаю, отчего, уж в любом случае не по недостатку недоверия к близким, но я тогда все от них скрыла. Благо в разгар бури их не было в Москве, а к осени я уже полностью взяла себя в руки, даже умела казаться веселой. А Наташа и Роман, тут не может быть тени сомнения, тайну сохранили.

Лучше не гадать. К чему это все.

– Государю ты дорога, – повторила сестра. – Полагаю что, подписывая указ, он радовался и простой человеческой радостью, и что не всякое награждение он утверждает с такими же чувствами. Только это ничего не значит. Задумывалась ли ты, что за все три года своего фактического правления, Николай Павлович не сделал ни единого ложного шага?

Гмм… Пожалуй. Единственный ложный шаг, который он мог сделать, и тот был раньше.

– Кто-то рождается с музыкальным талантом. Кто-то, не указываем пальцем, с талантом литературным. Кто-то рожден петь. Кто-то неизмеримо выше других парит в высотах математических абстракций. А тебе не приходило в голову, что Николушка родился с талантом царствовать? А ведь это так, Нелли.

Не знаю отчего, но мне на мгновение сделалось страшно. Даже холод пробрал.

– Ну вот, что-то ты все огорчаешься… Всем бы твои огорчения, право слово. Государю видней, кто чего достоин, верь ему. Так что будь себе спокойно кавалерственной дамой. С чем тебя, дорогая, я, кстати, и поздравляю.

– Спасибо. – Изумление мое отступало, сменяясь приятными чувствами. Пока мне еще никак не столько лет, чтобы день рождения мог огорчать. Можно просто радоваться. Какие-то еще подарки он мне преподнесет? Ведь еще только час пополудни.

– А уж папа-то будет горд… Любит он твои успехи. Ты что не ешь оладий? Они как раз к варенью.

– Катя пирогом поздравила. Варенья мне пока довольно, не проголодалась. Но варенье волшебное.

– Ну, как хочешь. Расскажи тогда, что у тебя еще новенького…

– Да все время что-нибудь… Ты ведь знаешь, я вечно куда-нибудь мчусь, и все вокруг меня тоже мчится. А вот написать кое-что написала, вчера.

– Почитаешь? А то ты ведь капризная, у тебя не всегда настроение читать. – Сестра снова улыбалась.

Неожиданно мне пришло в голову, что новое мое стихотворение как нельзя больше подходит для того, чтобы быть прочтенным здесь: где маленькие девочки, холсты и кисти.

– Почитаю. Тем более, это немножко «живописное» стихотворение. Триптих. О портрете Сары Фермор, помнишь, Вишняковском? Первое прочту потом, это о том, что чувствует живописец, его монолог. Но мне еще хотелось угадать, что в голове его модели? Вот, что у меня вышло.