Победитель получает...

— Нее-е… — носитель усмехнулась уголком губ, потихоньку распрямилась. — Нежностей всяких не любят. Не нравится им, — она посмотрела в сторону, пошевелила губами, что-то обдумывая, вновь взглянула на Машу. — Вот с этого всё и начинается, — прошептала тихо. — Не знаю я, как тебе объяснить… Когда становишься носителем… чувствовать их начинаешь… сны всякие видеть… Холодные они, понимаешь? Совсем холодные, ледяные. И тепла не выносят. Им нравится, когда люди мучаются, когда мучают друг друга. Тогда они могут власть над ними взять.

— Люди всегда друг друга мучили, — недоверчиво пожала плечами Маша. — Про Золотой Век, когда все всех любили, только в сказках рассказывают, а если историю почитать — хоть новейшую, хоть древнейшую — волосы дыбом встанут!

Носитель раздражённо помотала головой.

— Но ведь и другое было. Было же? — спросила требовательно.

— Было, конечно… — протянула Маша.

— Ну вот! — девушка чуть не подпрыгнула в кресле. — Им это мешает. Пока люди… ну не знаю я, как это называется… — она мучительно подыскивала слова, теребя и без того измочаленный платок и глядя куда-то поверх Машиной головы. — Пока им не всё равно, пока не наплевать на всех, кроме себя, только себя, понимаешь?

Маша кивнула, и девушка продолжила быстро, сбивчиво:

— Пока родители есть… настоящие, которые… которые любят, пока заботятся, пока помогают… им, гадам этим, власть не взять, понимаешь? — она больше не ждала ответа и быстро, почти неразборчиво сыпала словами:

— Я теперь знаю… Они постепенно власть берут, законы всякие внедряют… нет, это потом… сначала — идеи… Да! Отношение к жизни, к другим людям, к детям… Особенно дети их интересуют. Воспитание… а чуть что не так — не по их правилам, они детей отнимают и забирают в инкубаторы… Нет. Тогда, сначала — это так не называется. У вас инкубаторы есть?

— Нет, — Маша даже головой помотала для убедительности, понимая, что инкубаторы на птицефермах никакого отношения к обсуждаемой теме не имеют.

— Будут! — отрезала носитель. — Может, как-то по-другому их называть будут… Они решают, как детей растить, как воспитывать, чему учить… А учат они их… — получать удовольствие. Кажется, так они это называют, но может, у вас по-другому… Жить для себя, свободно — так они говорят. Обещают свободу, свободе учат.

Только… от их свободы все вырастают… рабами. Но не понимают этого. Мы для них — хуже животных, но мы им нужны. Пока — нужны… А когда мы совсем уж станем такими, как они хотят, когда никто не будет способен чувствовать, жалеть других… Тогда… — она затихла, словно споткнувшись на полуслове.

— Что тогда? — поторопила Маша.

— Тогда… на фермы отправляют… Биологический материал… биомасса… Вот кем мы становимся для них. Не знаю, зачем она им нужна, но нужна зачем-то… Что там творится, никто из наших не знает, только все боятся туда попасть… Они убивают в нас людей, понимаешь? — с невыразимым отчаянием произнесла носитель, глядя на Машу влажными от слёз глазами. — Убивают… — прошептала, едва слышно. — А потом, когда убьют, мы становимся для них биомассой…

Внезапно носительница задрожала, выгнулась, словно её скрутило судорогой, а в следующий миг она уже смотрела на Машу странно и страшно изменившимся взглядом — потемневшим, холодным, налившимся недоброй силой и уверенностью, а главное — пронизывающим, как ледяной ветер… Маша отшатнулась, хотела встать, но ноги не слушались.

— Чужая… уничтожить… — прохрипела носительница. — Опасность…

И тут же — новая судорога, долгий мучительный стон, дрожь, и на Машу снова смотрит измученная девушка — напуганная и несчастная. Но смотрит с каким-то новым выражением, словно видит впервые.

— Уходи отсюда, беги, если сможешь… — лихорадочно зашептала несчастная. — Ты опасна для них! Значит, ты можешь что-то сделать, что-то изменить…

— Но я… — попыталась было возразить Маша.

— Молчи! — оборвала носительница. — Времени не осталось! Сейчас сюда прибегут! Он увидел тебя, — чтобы избежать новых вопросов, девушка ткнула пальцем в свой живот, — почувствовал что-то! Беги, я прошу тебя! Мне не помочь! Но если ты можешь сделать хоть что-то… Сделай! Помешай им! Прошу, обещай, что постараешься! И что… — она опустила глаза и вновь взглянула на Машу с мольбой, — что не забудешь меня. Будешь помнить… Будешь?.. — спросила жалобно.

— Не забуду, — твёрдо ответила Маша. — Всегда буду о тебе помнить.

— Хорошо, — отозвалась девушка, затихая и как-то обмякая в кресле, — а теперь — беги! Ты можешь. Ты сильная! Он тебя испугался…

Маша в последний раз коснулась руки носительницы, но та никак не отреагировала, глаза её закатились, а где-то, совсем рядом, взвыл тревожный сигнал, раздался топот ног.

Маша вскочила, повернулась — прямо к ней бежал давешний профессор, раскинув руки, словно встречал дорогого гостя, улыбаясь губами и зло прожигая взглядом.

— Вот вы где, голубушка! Куда же вы отправились, моя дорогая! И носителя нам растревожили… Ах, как не вовремя…