По ту сторону горизонта

Моргана крепко стискивает штурвал одной рукой, второй – придерживает широкополую шляпу с пером райской птицы. Кеннет понимает: вот оно, её настоящее место. Своевольная, дерзкая женщина, способная подчинить себе непокорные воды и людей. А при недовольстве сотворить апокалипсис, проделав работу за четырёх всадников и самого дьявола. Бентлей невольно тянется к ней всей душой.

– Чувствуете себя счастливой, капитан? – Лорд разворачивается к Моргане вполоборота, чтобы лучше видеть её светлое лицо да горящие огнём азарта глаза.

Лазурная вода плещется за бортом, брызги разлетаются, и мелкие капельки сверкают в лучах крохотными драгоценными камнями. О'Райли ведёт плечом и кивает:

– Можно и так сказать. Люблю получать своё.

Это он понял ещё в их первый совместный ужин, когда приборы рисковали в любой момент стать орудием убийства. Сейчас Моргана уже не кажется такой опасной. Её воинственный резкий характер всё больше напоминает океан. Она такая же переменчивая, и штиль её опаснее любого шторма, а к буре и вовсе попросту невозможно привыкнуть. Но всё же Кеннет не может перестать любоваться.

Её будет сложно привезти в Лондон. И местной знати она понравится не сразу. Не только из-за шрама и ирландского акцента, а в первую очередь из-за того, что она умеет постоять за себя. В Англии такие девушки не выживают. Там суждено прижиться только ласковым и очень покладистым, готовым мириться с судьбой – полным противоположностям Морганы О'Райли. Бентлей всматривается в черты капитана, стараясь запомнить её довольной.

На мгновение ему кажется, что всё вокруг нереально и незначительно. Мир затягивается белой пеленой, и О'Райли очень быстро удаляется прочь, а вместе с ней и корабль. Быть может, это улетает сам Бентлей.

Кеннет протягивает перед собой руку. Он пытается ухватиться хоть за что-нибудь существенное и весомое, но люди на «Остром лезвии» и его капитан становятся всё мельче и мельче.

Лорд чувствует, как его подхватывает вода. Он не слышит плеска и не может понять, что его сбросило в воду, по ощущениям – вообще ничего. Но вода смыкается над головой. И теперь перед глазами только блики, а толща давит на грудь, вышибая последний воздух. Веки сами опускаются, неожиданный покой и умиротворение совершенно не похожи на спутников утопления. Кеннет распахивает глаза шире, болтает руками, ногами и выныривает – не из воды, а из своего сна.

За окном нет знакомого шума моря, не чувствуется качка. И Бентлею кажется пугающей эта тишина, которую он упорно игнорировал столько дней в силу невозможной усталости и огромного количества дел. Лорд садится в своей мягкой широкой постели, оглядывается по сторонам, осматривает себя. Его сорочка вымокла, да и простыня слегка влажная. Всего лишь пот, а не морская вода.

Тоска охватывает Бентлея. Она не просто приставучий репей в волосах или на полах камзола. Нет, тоска чувствуется прямо под кожей. От неё набухают вены и тянет живот, а кишки завязываются в ещё больший узел, чем есть. Лорд закрывает влажными ладонями лицо, упирается локтями в колени. Он ощущает себя слабым, игрушкой обстоятельств, с которыми не способен совладать, и самым несчастным, одиноким человеком в мире.

Кеннет не рыдал на похоронах отца, попросту потому что на них не был, не рыдал на похоронах любимого деда. Похожей на нынешнюю боль в его сердце отдалась только одна потеря – любимая сестра. Но даже эти чувства меркнут от осознания причастности к убийству того, кого любил всем сердцем.

Потирая переносицу и область вокруг глаз, лорд Кеннет пытается унять подступающие слёзы. И не справляется с этим.

Глава 13. В основном о матери

И хоть Валерия аккуратно ставит чашку на блюдце, Кеннет всё равно слышит отчётливый звук. Своего рода «дзыньк», которого быть просто не должно. За годы сна под толщей воды он сам подрастерял былой лоск, но позволить себе такую неосторожность и невежественность, как упущенный звук от соприкосновения двух фарфоровых поверхностей, не может. Бентлей недоволен, и нижняя челюсть ходит у него из стороны в сторону. Из вежливости английский лорд предпочитает промолчать и не делать да Косте замечание.

Он не её отец, чтобы поучать и воспитывать, но по странному стечению обстоятельств временами чувствует родительское беспокойство. Например, его раздражает, как Корморэнт поглядывает на испанку. Потому и попросил служанку, приставленную к ней, лучше приглядывать за девушкой. Конечно, это нисколько не проявление заботы. Бентлей думает лишь о своём благе, и ему не нужны проблемы. А Валерия вполне может стать такой проблемой, если неожиданно принесёт в подоле ребёнка.

Беготня с организацией свадьбы, защита чести благородной дамы, возможно, даже суд над тем, кто опорочил невинную, – всё это отнимет у него драгоценное время, которое он планирует потратить на Моргану и её поиски. И лучше пресечь подобное развитие событий на корню. По крайней мере, именно сейчас Бентлею это кажется особенно правильным. Ни минуты он не потратит на разбитое женское сердце молодой барышни.