По Соображениям Совести

– Это уже совсем не секрет! – он улыбнулся, немного смутившись, – Я иду добровольцем. Ты тоже?

– Добровольцем? – удивившись, немного скривив губы, спросил Ян, – Куда?

– Ты что! Уже давно не секрет, совсем скоро война! – он подчеркнул это слово, будто оно делало ему особой гордости, – Война! Против советов! Я пойду добровольцем!

– Против советского союза?

– Естественного! Эти коммунисты уже давно зуб на нас точат. Разве ты не знал? Мы уже давно готовимся к их наступлению.

– Не знал, – он грустно отвел взгляд, почесывая затылок, – это хорошо… наверное…

– Ты его смущаешь, Матеуш, – крепче его обнимая, проговорила она, – Он не в настроении. Давай оставим его наедине?

Он положительно кивнул. Пожав друг другу руки, уже через мгновение они были далеко. Где-то за горизонтом. А Ян все всматривался в нее. Смотрел. Пока она не спряталась где-то далеко. Далеко за горизонтом.

********

Гёрлиц. Как глупо было считать, что, находясь на границе с Польшей, мы полетим куда-то далеко.

Ганс протер наступающий пот со своего лба, удерживая руль.

Может быть, она была права? Там люди. Они даже не подозревают, что на них нападают. Они даже не могли подозревать, что с этой стороны на них будет какое-либо нападение. Они вооружаются в противоположную сторону.

И сами едут к нам.

Первичная цель – аэродром Еленя-Гора. Так близко к людям.

Узнав цель на брифинге Ганса пробило хладным потом. Он был готов на все во славу собственной нации. Но всегда, когда подходишь ближе к делу – цепенеешь. Ганс не оказался исключением.

Вторичная – конвой эвакуации.

В его глазах на мгновение протемнело. Возможно, он с легкостью, с хладнокровием был бы готов убить столько людей. Если бы не она. Если бы его не попросили. Но разве он нарушает свое слово? Разве эти люди не виноваты? Его страна страдает из-за них!

Нет, он будет непреклонен. Они виновны. Он не изменит своему слову.

Высота – полторы тысячи метров.

Как только она достигнет семиста, бомбы упадут. Земля разразится адским пламенем. Многие погибнут. Но на их прахе восстанут другие.

На прахе прошлого они выстроят заветы будущего.

Он был готов нажать на кнопку. Высота – девятьсот метров. Он не видел, как эти гиганты войны падают. Но он чувствовал их.

Где-то там, далеко внизу, молодой Ян Полька, житель Еленя-Гора провожает свою мать на эвакуацию.

Где-то там, далеко внизу, он никогда не мог себе представить, что это все случится наяву. Где-то там, далеко внизу, он только и думает о ней.

Где-то там, далеко внизу,

Внизу ли?

IV – Plus quam bella

Одна секунда.

Всего-лишь одна секунда.

Она определила все. Она определила всех. Одна секунда – человека больше нет. Одна секунда – людей больше нет. Одной секунды оказалось достаточно, чтобы уничтожить надежду тысячи людей. Одной секунды оказалось достаточно, чтобы вселить страх в сердца тысячи людей.

Именно одной секунды.

Одна секунда – он смотрит на нее, провожает страждущим взглядом. Наблюдает, и, кажется, даже улыбался. Он знал – теперь она, они все – в безопасности. Одна секунда – пламенные ядра войны, сдерживающие в своих металлических оболочках демонов хаоса и адское пламя разразилось, разверзлось на их просторах Элизийского мира.

Его взгляд, безумно шатающийся между небом и землею. Его взгляд, не находящий в себе места ни в просторах райского сада, ни в вратах адской могилы, он, будто предупредив всю трагедию, пытался передать свою безудержную мысль тем, что находились впереди него. Он хотел им сообщить. Сказать все. Но заместо этого лишь скривил лицо. Заместо этого лишь кричал, ревел, разрывая собственную глотку и укрывая глазные яблоки в покровах слез. Время для него замедлилось. Ничто не может сравниться с адскими пытками, что, можно подумать, проходят лишь в мгновении, но в правде оказываются тысячедневными, если вовсе не бесконечными событиями. Он смотрел на ужасающие, за милю вселяющие страх бомбы. Кажется, даже самолет, такой далекий, не казался ему столь отдаленным. Кажется, чем больше он видел эти ленивые, тянущиеся предвестники смерти, тем легче ему было рассмотреть экипаж этой дьявольской руки. Он не видел управленцев этой машины смерти. Но, кажется, он чувствовал их. Мгновенно переменившись в страхе в отчаянии, в отчаянии в гнев, в гневе – в ненависть, он пообещал себе. Он отомстит. Чего бы это ему ни стоило.

Кажется, мир лишь ждал, когда он произнесет эту клятву. Зловещее обещание возмездия. Ничто не может быть страшнее. Ни одна смерть. Ни один десяток. Ничто не может быть хуже, чем целенаправленное стремление человека – возместить весь полученный ущерб.

Бомбы упали. Будто в один момент звук от сотрясшихся снарядов, что, упавши в двух различных местах, разразились подле него. Его глаза, налитые слезами, его колени, павшие к земле, – все его существо было вынуждено лишь к одному. Было вынуждено смотреть.