По следам Листригонов

Обыкновенный ледокольщик, может быть дизелист, или штурман, а может быть просто матрос – учит столичного журналиста, Юрия Визбора, тогда ещё никому не известного, доброте. И Визбор как бы получил прививку от той самой загадочной русской души, которая не даёт покоя всем мировым философам, врагам и друзьям России – как такое может быть? А вот оно есть и всё… И Визбор, исколесивший всю Россию, и впитал в себя этот образ мировосприятия, эту прививку человечности. И дальше понёс её людям. Нам с вами, как во времени, так и в пространстве. И что тут удивительного? Да и вообще, может ли быть как то иначе? Может ли выжить человечество, если в основе его философии будет лежать эгоизм, если все люди, все государства, будут вести себя как «цыплёнки»? Думаю что Юра, да и всё послевоенное поколение, хорошо это понимали. Поэтому в войне и победили. И спасли всех нас – и умных, и глупых, и хороших и плохих. Вот тут, скорее всего и скрыт секрет счастья нашей юности. Именно он, Визбор, вместе с такими же светлыми людьми и спас всех нас. И замете, не государство, которое к семидесятым отупело до безобразия, и поощряло нас петь всякие фальшивые песни. Да и никто их не пел.

Вот эти-то светлые люди и взвалили на себя эту ношу. Всё бардовское движение – сплошная русская душа, хотя каких только нет национальностей среди бардов! И вот эти люди, впитав в себя этот океан человечности, любви, добра, совести – через свои песни очеловечивают всех нас. Хотим мы этого, или не хотим… Вот что важно, понимаете? Очеловечивают. Вот Визбор такой и был.

Когда-нибудь, в будущем, если Россия выживет в этой своей человеческой ипостаси, все люди будут такие, каким был Визбор… и как Саша Седых. Или будут стараться быть такими. Что, в общем-то, одно и тоже. Пожалуй, Визбор и являл это собой в чистом виде. «Обучаю играть на гитаре, и учусь у людей доброте» В этом ключ, в этом вся суть явления. И никакое бесчеловечное государство, которое миллионами убивало лучших своих сынов, никакие репрессии не смогли справиться ни с Юрием Визбором, ни с Сашей Седых. И раз все мы с вами живы, роз жива Россия, значит, победили они. Значит победила она, эта самая, великая, «загадочная» русская душа. А ничего загадочного в ней, по сути, и нет. А есть неистребимое добро, любовь и совесть. Вот и всё. Вот такой он был, Юра Визбор. Тихо и скромно делал своё дело, «штопая ранения души». И заметьте, это дело, поэзия и музыка, было для него, как бы не главным делом. Как бы увлечением. Главное для него была журналистика, и было кино. Но и там он делал своё дело должным образом. Представляете, сколько ран нанесено было ему? Душевных ран? А он всё же делал своё дело. И делал хорошо. А ведь далеко не всех русский океан очеловечивает. Есть настолько глубоко бесчеловечные люди, что даже вот этот океан души, растворённой в воздухе, в эфире, в крови человеческой, не может сделать их людьми. Или делает слишком поздно, когда до них дойдёт, что такое жизнь. И тогда они бегут в церковь, замаливают грехи, ставят свечки. И им там грехи отпускают. За деньги, конечно. И документ дают – «…такой то и такой то хороший человек…» Документик-то дают, да это ничего не меняет.

А Визбору не давали документика. Не вешали медали. Не одаривали регалиями и званиями. Государство не удосужилось заплатить ему хотя бы символическую копейку. А именно он выполнил работу государства – работу по воспитанию юношества. И теперь, когда он смог донести до нас свои песни, его уже никогда не забудут потомки. Вот такой он был – скромный и простой. И он был настоящий мужик. Слово и дело для него было одно и тоже…… к Визбор…… И чем больше ходит человек по глубинкам России, тем больше очеловечивается. Только н……

Гайка с «Чёрного принца»

…В тот день погода была ветреной. Я даже подумал: «…а стоит ли выходить в море?» Публики нет, погоды нет, впрочем, волны не было.

На этой мысли меня прервал скрипучий голос Виктора:

– До Ласпи не подбросишь, капитан?

Ну, конечно, это был Виктор. Даже светлее как-то стало. И ветер сразу как-то поутих. Не успел я вымолвить и слова, как шумная компашка, явно студентов, ни о чем, не спрашивая, ввалилась на судно.

– Кэп! Нам бы прокатиться! – Весело, и в то же время строго заявила девица, лет так двадцати восьми, явная шефица, привыкшая командовать.

На мой удивлённый взгляд она добавила:

– Мы студенты, хотим увидеть Ласпи. Хотим скупнуться, хотим отдохнуть. Так по рукам, кэп?

– По рукам… – я кивнул Виктору, и он, явно обрадованный, всё же спросил, как положено марыману:

– Добро на борт?

– Есть добро, – отвечаю я.

И вскоре, мы уже идём вдоль берега бухты, а ветер туго и упористо надувает паруса. Ветер попутный, что, конечно же, радует всех нас. Впрочем, студенты, какие-то странноватые. Все действия строго по команде девицы, Стелы Каземировны. «…Так… сели… Голодные есть? Нет… Так… Хорошо…» И тут же переключилась на меня.

– Так… а вы капитан не молчите… рассказывайте… говорят вы хорошо рассказываете…»

А движуха напряжённая, ялики, катера, яхты – так и режут по курсу… Я «скромно» спрашиваю: