По предварительному сговору

– Мы стали настаивать, что он нас в центр города отвез, потом и сочтемся с ним, но стрик отказался и стал требовать от нас деньги, которые обещали сначала. Видно сообразил, что мы не собирались с ним рассчитываться. Колька совсем озверел и ударил его по лицу кулаком. Тот упал. Потом несколько раз пнул его ногами, после чего отобрал ключи и полез в багажник. Там большой топор лежал. Он и ударил им со всей силы три раза лезвием по затылку…

Кирилл глубоко вздохнул, максимально задержав дыхание. На его скулах остро проявились желваки. Дрожащие пальцы наткнулись на массивную пепельницу на столе, с силой сжали ее. Сидевший перед ним тщедушный цыганенок дернулся, прикрывая голову руками. Паническое смятение и замешательство мелькнуло в его глазах.

– Рассказывай, – выдавил через силу Кирилл.

Цыганенок медленно опустил руки.

– Что еще рассказывать? Тело мы оттащили в посадку. Я за ноги, Воронов за руки. Там закидали его ветками. Недалеко от того места, где зарубил. Я показать смогу. И следы от крови, когда волокли, припорошили снегом. Перед этим Колька обшарил карманы, забрал шестьсот рублей и телефон черный. Потом он вернулся к машине за топором и еще насколько минут добивал старика, хотя и так было понятно, что он мертвый. Я подходить не стал, стоял в стороне. Даже смотреть на это не мог, как он голову отрубал.

– Он отрубил ему голову? Зачем!?

– Я не знаю. Он ненормальный. На учете стоит, что-то с головой у него не в порядке. Дальше поехали на машине в город, через мост, кататься. Доехали до вокзала, Воронов приказал остановиться и подождать. Без меня куда-то сходил, притащил «дозу». За деньги, что из карманов старикана вытащил. Тут же в салоне «приделались»146. Хотели, мимо теплиц проехать, на окружную дорогу, по ней добраться до села, а там вовсе от «телеги»147 избавится. Но около пруда застряли, дорога совсем разбитая. Колька слил из бака остатки бензина, облил внутри и поджег ее, чтоб следов не оставить. Сами пешком вернулись в город. Вроде все.

– Вроде все? Кто управлял машиной после того как вы убили человека?

– Я не убивал, – взмолился малолетний изувер, – это все Воронов. За руль меня посадил. И инструменты из багажника он забрал. Хотел «толкнуть»148 за тысячу. Ходили возле рынка, где хлам разный продают, предлагали. Но никто не захотел брать. Он этот инструмент у Лебедевой Любки оставил. Мы на следующий день, утром, к ней вернулись. Сказал, чтоб припрятала или предложила за деньги кому-нибудь.

Кирилл стремительно вскочил, натягивая куртку.

– Поехали.

– Куда?

– Дрочить у верблюда́. Собирайся. Покажешь, где труп скрыли. И не дай бог… пристрелю при попытке к бегству. Ручаюсь, рука не дрогнет.

Через пару часов, допрошенный подозреваемый Януш Оглы, в ходе следственного действия, проверка показаний на месте, добровольно, сбиваясь и заискивая, подробно, не испытывая неловкости, давал пояснения, под светом лучей мощных фонарей, указывал на место совершения убийства и нахождение трупа убитого трое суток назад водителя. Кирилл близко подходить не стал. Его неудержимо лихорадило.

Воронов вальяжно откинувшись на спинку стула, вытянув ноги и с презрением рассматривая хромированные «браслеты»149, застегнутые на запястьях. На его прыщавом блеклом лице, блуждала чуть заметная ухмылка.

– За, что ты его убил? – еле слышно спросил Кирилл.

Воронов поднял глаза.

– Я никого не убивал. И сразу говорю, подписывать я ничего не буду. А, что вам наговорила эта продажная шкура, мне все равно. Сознаваться я не в чем, не собираюсь. Доказывайте, если у вас получится.

– И все же?

Воронов довольно откашлялся. Немного помолчал.

– Судьба у него такая. У каждого она своя. Получается, так было у него на роду написано. Но вы все равно от меня признательных показаний не получите. Что бы вы ни делали. Можете избивать меня как, обычно у вас заведено. Хотите, убейте. Мне все равно. Я свои права и закон знаю. Пусть даже будет суд, меня все одно признают невменяемым. Максимум, отправят на лечение в «психушку». Полежу там лет пять, и выйду. А там и сочтемся с каждым. Воздастся по заслугам. Может даже и с вами, или с вашей семьей. Об этом вы хорошенько подумайте. Потому что я сильный. А вы, все, слабые.

– Ты уверен? А может у тебя на роду написано, о чем ты и не догадываешься? Поступят с тобой так же, как ты поступил с невинным человеком. Или, что-то случится с твоими родственниками. Не думал об этом?

На лице молодого ублюдка мелькнуло смятение.

– Нет, – мотнул он головой, – не посмеете. Кишки у вас тонки. Со мной вы ни чего сделать не сможете. Я буду жить долго. Дольше чем вы, это точно. Вас будут черви объедать, а я буду жить. И жить очень долго. У меня на руке линия жизни длинная.

Рука Кирилл сама по себе потянулась к пустой кобуре, висевшей на правом боку.

Он едва успел отскочить в сторону. Василий Небесный, как первоклашка, навалившись грудью на перила, летел вниз, перепрыгивая через четыре ступени.

– Ты что! Спятил? Сам покалечишься, пес с ним. А если зашибешь кого ни будь?

Взъерошенные волосы на голове Василия, улыбка от уха до уха, не сулило ни чего хорошего.