Больше всего о Бодлере пишет Джеймс Гиббонс Хьюнекер, хотя основная часть написанного приходится не на 1890-е, а на 1910-е гг. Однако учитывая внушительный массив и разнообразие тем и персонажей хьюнекеровской культуртрегерской эссеистики, пропорции в общем сохраняются – Бодлер и здесь отнюдь не на первом плане. В собрание очерков «Эгоисты: книга о сверхчеловеках» (1909) Хьюнекер включил и очерк «Легенда Бодлера», в котором Бодлеру дается следующая характеристика: «Бодлер – мужской поэт… Как и у По, чувства у него преобразуются в идеи. Бурже назвал его мистиком, либертеном и аналитиком. Он родился с раной в душе… Индивидуалист, эгоист, анархист, который думал только о литературе. Лафорг сказал о нем: “Кот, индус, янки, англиканин, алхимик”. Алхимик, который задыхался в созданных им испарениях. Он обладал готическим воображением. Человеческая душа – его сцена, он сам – оркестр на ней»[734]. В этом пассаже сконцентрирована характерная американская оптика в видении Бодлера: 1. Акцент на бунтарстве, протестности (Хьюнекер подчеркивает «контркультурные» качества Бодлера – те самые, что идут вразрез с «американским духом»); 2. Бодлер идет рука об руку с По; 3. Бодлер воспринимается через призму оценок современных французских авторов, авторитетных для американских галломанов (Лафорг, Бурже); 4. Бодлер постоянно помещается в родной, англосаксонский контекст («готичность», перифраз шекспировского «весь мир – театр…»).
Эти особенности еще ярче заметны в предисловии, которым Хьюнекер снабдил издание «Стихотворения и поэмы в прозе» Бодлера (1919), вышедшее в серии «Modern Libraries Edition»[735]. Говоря об особенностях бодлеровского мирочувствования, тематики и стиля, Хьюнекер постоянно напоминает, что Бодлер был первым – что уже позже его открытиями пользовались Лафорг, Малларме, Гюисманс и другие любимцы американской богемы и ранних модернистов. «Адаптируя» Бодлера к родной англосаксонской культуре, Хьюнекер говорит о его «байронизме» («Бодлер, как и Флобер, подхватил чадящий факел пессимизма, который некогда несли Шатобриан, Констан и Сенанкур. Без сомнения, началось все это с байронизма и сейчас уже так же тривиально, как байронизм»[736]). Разумеется, дело не обходится без Шекспира – возникает тема «гамлетизма» Бодлера. К разговору о Бодлере активно «привлекаются» Суинберн – главный апологет Бодлера в Британии, Россетти, Уистлер и даже Теннисон, в общем не имевший к Бодлеру никакого отношения. Хьюнекеру нравится предельно демонизировать Бодлера («служитель Сатаны», «архангел зла в поэзии»[737] и т. п.) с целью бросить вызов идеалам благопристойности (epater les gentilhommes). Еще один лейтмотив – акцентирование аристократизма духа, эгоизма и аморализма Бодлера в пику демократизму и оптимизму «подлинно американского духа».
По понятным причинам много места в предисловии отведено теме «Бодлер и По». Соотечественник Хьюнекера также не может похвастаться в Нью-Йорке широкой популярностью, уступая даже своему великому французскому поклоннику. Объявляя войну современным интерпретаторам По, которые «представляют его ангелом»[738], Хьюнекер составляет длинный перечень «отвратительных черт», объединяющих По и французского «архангела зла»: оба были пессимистами и «наполовину шарлатанами», обожали мистифицировать современников и зло подшучивать над ними; оба были прекрасно образованны, но не готовы бороться с жизненными трудностями; оба поклонялись экзотической красоте; оба, «подобно эоловой арфе», сразу начинали вибрировать в ответ на все странное и причудливое, тяготели к гротескному и ужасному. Перечисляет Хьюнекер и отличия: Бодлер «одержим полом» («obsessed with sex»), По же был почти бесполым (sexless)[739]; женские образы Бодлера – демонические, проклятые создания, По поклоняется «небесным ангелам». Бодлер – страстная натура, По – бесстрастен. Бодлер глубже как поэт, зато По наделен более сильным интеллектом и рациональностью. По – создатель детективов превосходит Бодлера в области математического мышления, а также стоит выше как «пророк и мистик», как автор «Эврики», слышавший пифагорову «музыку сфер». Бодлер же не знает себе равных, когда погружается в «пучину страстей», в «дантов ад» страданий и мук души, в темные бездны иррационального, стихийного. По – мистик, тяготеющий к пантеизму и деизму, Бодлер принимает позу сатаниста, но в глубине души хранит непоколебимую верность католицизму.