Площадь Разгуляй

…Вот мамино письмо–бумажка. Его она держала в руках, истязаемая мукой изо всех земных мук — девятилетней неизвестностью о детях ее. Строки на бумажке. Они выведены кровью ее бедного надорванного сердца, которое вот уже 35 лет сжимается от боли причастности к бесчисленным болям сердец, изо дня в день укладываемых на ее операционные столы. Бедного маминого сердца, что трепещет вечной материнской мукой. Я собственными своими глазами — или сердцем, что от мамы, — видел ее кровь, сочившуюся по бумаге, когда держал ее в своих руках… Никто меня не разуверит в этом моем видении маминой крови… Степаныч подтвердит, рассказав о кровавых ручьях из простреленных черепов в «проездах» и «переулках»…

Так не возненавижу ли я однажды самого себя за то, что не налился ненавистью к мучителям, чтобы однажды излить ее?!..

Слабость ли то была, чуткие ли весы судьбы сработали, но ненависти не было. А было непреодолимое желание наследовать традиции семьи. Такое вот простое, непритязательное желание – ответ на сомнения или искус. Судьба, все же. Потому именно традиции возобладали, взяли верх. Позволили сориентироваться.

Выбрать путь. Собраться. И хоть что–то начать делать. Ведь обязанности–то, что возлагаются на себя, — они не с неба валятся. Ты живешь в их массе. Дело — в толщине твоей шкуры.

Глава 76.

Где–то под самый новый, 1939 год, Бабушка получила от мамы известие, повергшее старую в совершенное уныние: вновь, как это было не раз прежде, в Магадане арестовали племянника мамы, сына Лизетты Крик, ее двоюродной сестры, — Юрия Розенфельда. До этого Юрия Яановича арестовывали в 1933–м, дали пять лет лагерей. По кассации приговор отменили и больше к нему не возвращались. Потом, в 1935–м, уже по другой фабрикации, снова дали пять лет лагерей. Позднее и это дело отменят. И вот, теперь, в ноябре, против Юрия Яановича завели новое дело, уже по 58–й статье. И шьют шпионаж на немцев и японцев! Это же расстрел! В беспределе Колымы наверняка…

Личность Юрия Яановича волновала меня с ранних лет.

Мама с Бабушкой говорили о нем шепотом — вернейшее средство привлечь внимание ребенка, от которого взрослые пытаются утаить страшную тайну!

…Высланный после трех лет Акатуйской каторжной тюрьмы на вечное поселение в Забайкалье, Юрий бежал на родину, где был прежде осужден по делу Народной Воли. Там, в Ревеле, он организовал боевую дружину и участвовал в антиправительственных волнениях 1906 – 1908 годов. Схваченный карателями, он снова бежал. Два месяца прятался у бабушки в Москве.

И ее стараниями был приглашен поверенным Благовещенского купца и промышленника Ивана Шустова, в свою очередь, агента бабушки, а при жизни Абеля — банкирского дома «Абель Розенфельд и Ко». Оставаться в самом Благовещенске было опасно: его уже разыскивали и с каторжного Николаевского забайкальского завода, и из Ревеля. Поэтому Шустов тотчас отправил Юрия Розенфельда на северо–восток Сибири. Там Розенфельд занялся, по поручению шефа, поисками удобных подъездных путей и месторождений золота в районах Чукотки между побережьем Охотского и Берингова морей и бассейном реки Колымы.

Проложенный еще в XVII веке старый ВерхояноКолымский тракт был невероятно длинен, труден и опасен. В 1907 году, когда Амурское старательское товарищество распалось на артели — Шустова и Коковина—Басова, Иван Шустов начал поиск более дешевых и удобных путей к Колыме. Появление через год Юрия Яановича явилось для Шустова панацеей, даром Божьим! Теперь все важнейшие дела в столь отдаленном и перспективнейшем углу шустовских владений будет вести совершенно свой, близкий его благодетельнице человек, не только лично заинтересованный в деле, но, как явствует из его удивительной биографии, умеющий эти интересы отстоять. Серьезный мужчина.

Новые пути вглубь материка Юрий Яанович искал год, одновременно исследуя экономические возможности края. Навигационное училище, законченное им еще до первого ареста, работа в шахте, а потом обязанности горного мастера в Акатуе были великолепной базой для его новой деятельности. В 1914 году к нему присоединились опытнейшие колымские горнякистаратели Михаил Канов, Сафи Гайфуллин и легендарный золотоискатель Сафи Шафигуллин по прозвищу Бориска. Прежде они мыли золото на охотских приисках, затем перебрались под Ямск у полуострова Пьягина, потом собирались на Аляску…

Тут они узнали, что знаменитый Розенфельд, поверенный купца Шустова, думает пробиться из этих мест к Колыме. Они явились к Юрию Яановичу, приняли его предложение искать золо–то вместе — в Колымских притоках, о которых были наслышаны.

Из Ямска экспедиция Розенфельда верхами добралась до истока Хубкачана, впадающего в Колыму. Там Бориска остался с лошадьми, а Розенфельд, Канов и Гайфуллин на батике — большой грузовой лодке — спустились вниз до устья Дыкдыкана. Именно здесь они обнаружили выходы крупной кварцевой жилы. А золо–то обычно встречается именно вместе с кварцем.