И если не бросал своей пограничной службы, то только из–за исключительной возможности, которую она открывала перед человеком, внимательно отслеживающим мир, где злая судьба указала ему жить и растить детей. Детей же у Абы к этому времени было трое — сын и две дочери. Все они были погодками.
Все тогда заканчивали — один за другим — геологический факультет в Хабаровске. Его созерцательности пришел конец, когда были арестованы Тухачевский, Якир, Гамарник, другие хорошо известные ему военачальники. Он был поражен поведением своего товарища — Блюхера, неожиданно выступившего на суде против своих коллег. Вот тогда и приготовился дядя Аба к войне с бандитами. Он ведь прекрасно понимал — опытный пограничный волк, — что его война особая — без правил, без сентиментов, без рыцарских фокусов. Все же, пограничник, он в чекистах состоял, в высшей чекистской касте. И уж комукому, а ему известно было все, что проделывали его коллеги по далекой Лубянке со своими вчерашними товарищами. И как они все это проделывали…
— В начале октября 1938 года Аба с женой вылетели в четырехмесячный отпуск. Почти три месяца провели они в санатории имени Фабрициуса на теплом Черном море. А последний месяц льготного отпуска — все же они северянами были, жили и работали аж почти у 65–й параллели! — они решили провести в столице у братьев. Так Аба и Маргарита оказались в ту ночь в квартире дяди Моисея и Жени. Судьба!
— Подробности нашего освобождения от вломившихся к нам погромщиков до сих пор вызывают во мне оторопь, — продолжал Исраэль. — Поэтому не берусь сравнивать, что было для нас страшнее — налет ворвавшихся к нам бандитов или профессионализм дяди Абы, которым он и дядя Моисей встретили ночных гостей.
…Нас отвезли куда–то на маленьком автобусе. Оттуда — уже на такси на какой–то вокзал. Позднее к нам присоединились дядя Моисей с тетей Женей и Райкой. Куда–то пропал папа.
Оказалось, он «отводил к чертовой матери» автобус. Ехали по–ездом. Очутились в каком–то Быково. Там дождались папы. И через сутки улетели на Север. Нас все время опекал усатый старик, которого с папой познакомил в Быково дядя Аба. Путешествие длилось больше месяца — из–за погоды по трассе были частые посадки и ожидания. С неделю или больше жили в по–селке Анадырь у друзей дяди Абы. Вообще, у него везде были на Севере друзья! Из Анадыря нас перебросили — через Магадан — в Усть—Камчатск. С месяц мы отдыхали. Наконец, прибывшие за нами два морячка–пограничника куда–то отвезли нас.
И после встречи, а потом прощания с дядей Абой, мы оказались на японской стороне…
А еще через месяц нас устроили к рыбакам и привезли в саму Японию, в город Нагасаки. И оттуда на огромном пароходе мы ушли в Манчжурию. Здесь мы жили с полгода. Объездили страну. И двинулись, наконец, в Америку… Где, как видите, живем–поживаем…
— И все живы–здоровы?!
— Все, да не все… Живы мои старики. Жива тетя Женя, она часто вспоминает вашу маму — ее спасительницу… Вообще, мы не забываем Москвы, вас всех… А вот дядя Моисей в 1948 году погиб в Израиле…
— В Израиле?!
— В Израиле. Бросился туда драться за евреев! Вспомнил погромы… Между прочим, и дядя Аба там же погиб. Четыре года назад. На войне. В 1942 году он с семьей тоже ушел из вашего большого оцепления… Но не как мы. Их, офицеровпогра–ничников из евреев, с семьями откомандировали на укрепление ЛЕХИ. Но ненависть Абы к большевикам заставила его плюнуть на их палестинских апологетов. Он ушел в британскую армию, пристроив Маргариту и уже взрослых детей где–то в Яффо.
Возвратившись с войны, служил в британской полиции. По–том воевал во всех войнах за Израиль. И до смерти своей оставался в кадрах ЦАХАЛа…
— И все же, как он, пусть профессионал, пусть при помощи твоего отца и Моисея — тоже не слабаков, — как он или они сумели разделаться с четырьмя вооруженными громилами (с пятым, в автобусе, ясно), так тихо и мирно их «уговорить»?
— Все — Аба. Я тогда уже сообразил: ему что человека, что муху… Сам говорил, поминая подвиги шефа «Элички» Мякотенка, спеца из спецов: «Работа у нас такая». …Мы с мамой сидели в спальне. Папу пристроили они на табуретке посреди столовой. За спиной у него торчал один из тех… Другой мотался по квартире… туда–сюда, туда–сюда… Вдруг услышали – банка стеклянная разбилась… На кухне… Тот, что бегал, крикнув, — крысы! — кинулся на звон… Вот и все… Услышали только, как тут же всхлипнул негромко солдат, что стоял возле папы. Папа появился измученный, растерянный. За ним дядя Аба — раскрасневшийся, веселый. Шутил. Маму попытался рассмешить… Но какой тут смех.
— Начали помогать маме чемоданы собирать. Аба снова шутил. Смеялся весело — маму успокаивал… Да-а… Он–то, дядька–то мой, Аба, — он был куда страшнее тех, убитых!.. Зачем он их так? Наверно, можно было их не убивать — связать просто…