Пленница пророчества

– После твоих сказок она вообще спать не будет, – Витория коротко приказывает нянечке меня увести. Я сопротивляюсь, пытаюсь расплакаться, но под грозным взглядом королевы получается только застыть столбом.

– Спокойной ночи, Риланна, я расскажу ее как-нибудь в другой раз.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Я сама не заметила, как на глаза навернулись слезы. Старик так и не рассказал мне ту сказку, всякий раз находя причину этого не делать. А потом, когда я выросла и забыла, и вокруг не осталось никого, кто мог бы ему запретить это сделать, звездочет умер. Умер в своей небольшой комнатке в самой высокой башне, сидя в глубоком кресле и смотря на любимые звезды. Его похоронили на городском кладбище, без почестей и торжеств. И даже в письме, которое прислал мне брат, сквозило холодное равнодушие. Последние три года звездочет по какой-то причине угодил в немилость отца. Поговаривали даже, что на короткой церемонии прощания король пожелал старику страдать, где бы после смерти он ни оказался. Для меня Бафшан навсегда остался добрым другом, единственным, кто никогда не прятал от меня взгляд. И впервые отца я прогневала именно из-за него: самовольно покинула летний дворец, чтобы оказаться у скромного, будто бы наспех обтесанного, могильного камня над заросшей бурьяном могилой. Сама не знаю, что я хотела там найти. Может быть, надеялась, что дух звездочета услышит и хоть на минутку вернется?..

Илай виновато покачал головой, протянув засаленный лоскут вместо платка, и постарался сменить тему. Но я отмахнулась, прогоняя грустное воспоминание, и продолжила:

– Еще я знаю темного мага. Не совсем лично, но мне хватило. Он сделал из хорошего человека неупокоенного и заставил его добывать для него невинные души.

– Темные маги потому и зовутся темными: они делают всякие темные делишки. Но не все маги такие.

– А еще был… – Я запнулась, вспомнив о Фэрфаксе. – Неважно. От колдунов одни проблемы.

– Чем же этот несчастный заслужил такое презрение? – не унимался Илай, но я не отвечала, старательно игнорируя любые попытки юноши разговорить меня.

Вскоре ему надоело, и парень заявил, раз я дуюсь, то и он будет дуться в ответ, и вообще, я могу идти хоть на все четыре стороны, если не желаю с ним говорить. Ответа мой спутник так и не получил, поэтому к месту будущей ночевки мы подошли в полной тишине, взаимно друг на друга обиженные: Илай – за мое нежелание делиться воспоминаниями, я – за то, что эти воспоминания пробудил.

Рюкзак Илая оказался бездонным: в нем нашлось место и походному котелку, и миске, и спальнику с теплым одеялом, и нескольким клубням картошки, и мешочку с крупой или чем-то подобным, и плотному свертку, в котором оказались хлеб и кусочки холодного мяса.

Мой мешок мог похвастаться яблоком, которое окончательно разбилось с одного бока, порыжело и не дотягивало до сытного ужина ни по каким параметрам. Пока я мрачно рассматривала его, Илай соорудил костер и подвесил полный котелок над огнем.

– Пополам, договорились? Что у тебя есть?

– Вот.

Илай скептически повертел в руках яблоко, цокнул языком и выбросил его в кусты.

– И как ты только собралась дойти до столицы?

– Как-нибудь, – по правде говоря, я уже и сама не понимала, как именно рассчитывала добраться до города. Встреча с Илаем была своего рода двойным спасением.

– Не похоже на план, – пожал плечами парень, помешивая варево. От еды исходил густой аромат, и в животе требовательно заурчало.

Я так долго сверлила дымящийся котелок голодным взглядом, что через полчаса Илай без лишних просьб поднялся, перелил часть в миску и нарочито небрежно сунул в руки. Отказываться я не стала, почти в один миг через край выпив горячую похлебку. По телу разлилось приятное тепло, но я все равно не смогла удержаться от того, чтобы украдкой, совсем не по-королевски, облизать тарелку.

– Спасибо.

– Так-то лучше. Я уж подумал, что ты вообще не знаешь, что такое вежливость.

– У меня был очень трудный период, – мрачно выговорила я. Последние полгода выдались не просто трудными, а кошмарными во всех смыслах.

– Всегда смотри с хорошей стороны – все плохое рано или поздно заканчивается. Что будешь делать, когда придешь в город?

– Не знаю, – с убийственной честностью ответила я. Парень хмыкнул и склонился над котелком, орудуя ложкой и изредка бросая на меня быстрые внимательные взгляды. Я отгородилась от него толстым, подмокшим с одного угла фолиантом Б. Ф. и открыла часть, где автор описывал всевозможную нечисть. Сначала просто чтобы избежать разговора с Илаем, но потом глаза зацепились за знакомое название.

Плетеннику автор уделил совсем мало места: полтора абзаца, а изобразил как шар с кучей торчащих в разные стороны веток. В качестве вывода было написано, что большего этого существо и не заслуживает, ибо едва ли найдется человек, который угодит в его капкан.