Пленники Амальгамы

При мысли о пище внезапно просыпается голод. Я почему-то забываю, что сама нынче – саранча, поэтому отправляюсь на кухню и лезу в холодильник. Колбаса, сыр, анчоусы из открытой банки – все поглощается одновременно, и тут на пороге Катя с листком бумаги.

– Это что такое? – спрашивает устало.

– Ёный адат, – отвечаю с набитым ртом. Прожевав, повторяю:

– Черный квадрат.

– И что он означает?

– Означает: черный квадрат. Ладно, отдай.

Сразу вспоминается Нина Генриховна, что зашла в палату незадолго до выписки.

– Ты ко мне почему-то не ходишь… – сказала. – А ведь я тебя жду. Если дам тебе одно задание – не будешь возражать?

Я пожала плечами, мол, не возражаю. И тогда на кровать положили листок с нарисованным «дорожным знаком» (так выражался на даче Шишмарева преподаватель истории живописи).

– Это твоя жизнь, – сказала Нина Генриховна. – Да-да, она похожа именно на черный квадрат. Но в твоей воле – вырваться из его границ. Во всяком случае, можно попытаться. Ты попытаешься?

Последовало еще одно пожатие плеч – я уже была одной ногой за порогом клиники и представлялась себе абсолютно здоровой. А зачем тогда вырываться из границ?

– В общем, предлагаю тебе продолжить рисунок. Не убирать черный квадрат, не закрашивать его, а – включить в новую композицию. И так нужно делать ежедневно. Пей свои таблетки на здоровье, но каждый день ты должна выходить за пределы этого мрака. Каждый день, запомни!

Может, потому я и не отдала Генриховну на съедение ненасытному монстру? Все же по-человечески ко мне отнеслась, хоть и предложила глупость. Не буду ничего рисовать! Роды не за горами, я уже чувствую, как набухает мой живот и внутри начинает биться сердце великого и ужасного Бога…

Часть III Воскреснуть в Зазеркалье

1. Ковчег

Я опять в самолете, что неизбежно должен разбиться. Моторы гудят напрасно – войдя в штопор и выкручивая гибельную спираль, мы несемся к земле. Закрыть голову? Согнуться в три погибели? Без толку, при падении с чудовищной высоты что ни предпринимай – все равно ты труп! Лучше оглянись и успокойся, ведь рядом в креслах – те же трупы, лишь с виду живые. Надо же: улыбаются, не замечая штопора, еще выпивку с едой заказывают! Один уплетает отбивную, другая хот-дог в пасть засовывает, получается, грядущий удар о землю не тревожит: встанут, отряхнутся и потопают по жизни, продолжая пить-гулять и небо коптить!

Как ни странно, мы выходим из пике, чтобы приземлиться в каком-то городе. Уфф, пронесло! Что за окном? Это не мой город, хотя, если честно, понятия мой – не мой давно смазались, я потерялся в пространстве, перемещаясь из одного места в другое. Ладно, сбежим по трапу, выйдем из аэровокзала и оценим – что за место? Благодатное или отстойное? Нас встречает толпа – азиаты, негры, арабы в чалмах, англосаксы в пробковых шлемах… Припоминаю подзабытый английский, но оказывается – тот на фиг не нужен! Вся разношерстная братия говорит на одном и том же языке – на никаком! Произносимые слова легки, пусты и абсолютно бессмысленны, их вообще не обязательно произносить. Да и не нужно, ведь можно сразу читать мысли. Этот факт – что мысли не скрыть, – вгоняет в панику. Ладно, мои измышления, вроде не лишенные глубины, но я ведь могу свободно ковыряться в мозгах других сапиенсов, что на поверку оказываются вовсе не сапиенсами! Какое убожество! Какая вонючая жижа плещется под черепными коробками, обтянутыми кожей разного оттенка!

– Хочу назад! – кричу в ужасе.

– Куда это?! – вопрошают на никаком языке.

– В самолет! Лучше разбиться в лепешку, грохнуться с десяти километров, чем жить в вашем городишке!

– Городишке?! Посмотри внимательно, дебил! Это мега-мегаполис, считай, весь подлунный мир! Так что не дури, Макс, – присоединяйся!

Толпа аплодирует и начинает выть. Что ж, всяко лучше, чем трансляция примитива или тарабарщина на мерзком эсперанто. Войте – сильнее, заливистее, чтобы заглушить глупость и пошлость, вернитесь к животному обличью, если звание человека не оправдали!

На высшей ноте, когда вой режет уши, выплываю из сновидения. В крошечной комнате полумрак, на стене – крестообразная тень от оконной рамы, из угла слышен чей-то храп. Чей? А-а, того, кто меня сюда привез! Моего Джекила, таскающего меня, Хайда, по городам и весям и затащившего сюда, в медвежий угол неизвестной губернии, опять же, неизвестного уезда. Или все наоборот: он Хайд, я Джекил? Не помню, Who is Who, не только английский подзабыт – все знания, что копил годами, спутались, причудливо перемешавшись в мозгу. К примеру, всплывает: Гай Юлий Цезарь – собака. Мама дорогая, почему?! Император, властитель полумира, и вдруг – собака! Но когда сон окончательно отпускает, мысль обретает четкость: здешнюю собаку (точнее, собачищу!) зовут Цезарь, это она воет за окном.