Эмир останавливается на просторной вытоптанной земляной площадке. С одной стороны установлены низкие круглые столы, за которыми, скрестив ноги, сидят его приближенные. С другой стороны стол самого эмира с наваленной горой подушек подле него. Мой взгляд устремляется вдаль — над жарким костром установлен огромный котёл. Над ним на верёвке, перекинутой через перекладину, подвешены за руки трое. Я без труда узнаю в них Приама и своих охранников, непроизвольно дёргаюсь в том направлении, но меня удерживает цепь, крепко зажатая в кулаке эмира.
— Чудное представление, не так ли? — эмир располагается на подушках. И тотчас же к нему подходит слуга, низко кланяясь и расставляя на столе миркхийские яства — много мяса, баранина и конина, тонкие хлебные лепёшки, выпекаемые на раскалённых камнях, сушёные ягоды и пузатый кувшин вина.
— В котле — кипящее масло, — отрывая зубами мясо от кости, доверительно сообщает эмир и машет кому-то рукой.
По его мановению верёвка с Приамом опускается, и ноги старика окунаются в бурлящее масло. До нас доносится сдавленный стон боли. Тело старика конвульсивно дёрнулось, рот раскрылся в немом крике.
— Ты не уважаешь ни достойного соперника, ни его старости! — обратилась я к эмиру, — ты испытываешь удовольствие, глядя на его мучения?
— Да, — коротко ответил эмир, с улыбкой смотря на лицо старика, искажённого мукой, — хочешь избавить его от страданий? Обслужи моих братьев по крови, предводителей шести улусов.
Его предложение встречают восторженным улюлюканьем и хлопками.
— Налей им вина.
Радости в голосах поубавилось. Наверняка косоглазые думали об ином, но эмир не торопится делиться своей добычей с кем-либо ещё.
— Чего же ты ждёшь?
Лёгкий взмах руки и верёвка с Приамом в очередной раз опускается.
— Достаточно! — я дёргаю ненавистную мне цепь и обматываю её вокруг шеи, чтобы не мешалась при ходьбе, беру в руки кувшин с вином, направляясь к круглому столу.
— Моя рабыня нальёт вам вина, братья, — радостно возвещает эмир, выделяя слово «моя».
Короткое слово как предостережение, чтобы никто из них не позволял себе лишнего. Чаши каждого из шести кочевников наполнены до краёв, но они поспешно хлещут вино и подставляют их вновь, вовсю оглаживая моё тело сальными взглядами и отпуская вполголоса шуточки.
— Вернись на место, — окрикивает меня эмир, нетерпеливо постукивая пальцами по столу. Недовольный ропот среди предводителей улусов смолкает, стоит Симбиру лишь кинуть взгляд их в сторону.
— Исполни обещанное, эмир. Подари старику лёгкую смерть, как и говорил.
— Справедливое требование, — кивает эмир, — эй ты, подай лук…
К эмиру спешит один из слуг, неся изогнутый лук.
— Нет, не такой, — усмехается эмир, в глубине зрачков отражается пламя костра.
И моё сердце сжимается от нехорошего предчувствия. Слуга возвращается, неся в руках лук, раза в три больше обыкновенного, лёгкого лука конных всадников. У этого — длинные плечи и толстая тетива. Боевой усиленный лук, стреляющий намного дальше обыкновенного. Но и натянуть его стоит гораздо большего труда, не каждый сможет с ним справиться.
— Не думаю, что ты обучена стрельбе из лука, рабыня. Но вот твой подарок, меченый… Он, как и все дети, обучался этому с детства.
Со стороны стола, за которым сидит Отхон, слышится злорадный смех.
— Подойди, мальчишка. Возьми лук и порази цель. Попадёшь в того старика — облегчишь его мучения.
— Лживый ублюдок!..
— Разве я солгал? — смеётся эмир, — давай, волчонок, не медли. Или я лишу старика даже такого мизерного шанса на избавление от мук.
Касым, побледнев, выходит вперёд, беспомощно взирая на меня.
— Шевелись! — ревёт со своего места Отхон, подгоняя мальчишку.
Касым берёт в руки луч, с натугой вскидывает его для выстрела и прикладывает стрелу.
— Стреляй, Касым, у тебя получится…
Моим словам вторит оглушительный хохот. Мальчишка закусывает губу и изо всех сил тянет тетиву на себя. На тонких смуглых ручонках прорезываются очертания жил, а на шее вздувается синеватая вена от усердия. Он тянет тетиву, сдвигая её с мёртво он сам — стрела, запущенная в цель. Миг… Стрела, не долетев до цели, втыкается в землю у костра. Раздаются громкие хлопки ладонями о ляжки, кочевники смеются беснуясь. Отхон ржёт громче всех. Смех грохочет, словно камнепад, вырываясь из его пасти. Если бы моим взглядом можно было сжечь, от него сейчас бы не осталось и жалкой горстки пепла.
— Прости, госпожа, — беспомощно шепчет Касым.
— Ха-ха-ха! Чомпот, ты — бесполезная требуха… Галзан-бай, теперь и тебе ясно, что от него никакого толку?.. Позор нашего улуса…
Отхон ржёт и вдруг начинает судорожно кашлять, из глотки вырывается кашель и надсадные хрипы, не прекращающиеся ни на мгновение. Лицо его багровеет, а потом становится едва ли не синим, он царапает горло руками, не в силах остановить кашель и падает на землю хрипя. Встревоженные лица обращены в его сторону, по спине Отхона стучит ручищей сосед кочевник… Через пару мгновений Отхон откашливается и, вытерев слюну с губ, сипит в мою сторону:
— Ведьма сглазила меня… Сука наслала проклятие своим взором…