Плач Стали

Стая приветствует охотника, я чувствую – зовут меня, узнали, ждут. Беру вальяжный аллюр, я вовремя, смешная поспешность ни к чему. Выхожу из-за деревьев навстречу горящим волчьим глазам. Громадные красавцы хранят достойную неподвижность. Приближаюсь к Старшей, поднимаю взор и тут же опускаю глаза, признавая её власть.

Я принят, усаживаюсь рядом с Бойцом, конечно же, сразу узнал приятеля. Тот смущённо чихнул, приятно бродяге. Старшая закончила песню, ждём молча, неподвижно, лишь молодняк тишком кидает на меня любопытные взгляды. Пацан совсем, а сижу в компании матёрых недалеко от матриарха. Погодите, ребята, дальше будет ещё интересней.

Наконец, волчица поднялась на четыре лапы, неспешно потрусила, задавая маршрут. Стая внезапно, разом стронулась с места, серые тени беззвучно заструились между деревьями. Что чувствует самонаводящаяся ракета на старте? Уверенность, абсолютное превосходство, свирепая мощь стаи ласкает душу. Прекрасная, безжалостная, дикая, древняя, мудрая, настоящая мощь!

Держусь рядом с Бойцом, к нам приблизились Чуня, Ганс и Бука, кажется, мы личная гвардия Старшей, горжусь, как мальчишка. Через час бег стаи изменился, серые тени приблизились, вытянулись стрелой, авангард учуял добычу. Слух ловит треск ветвей, даже через слой снега в ступнях отозвалась дрожь земли, попираемой могучими копытами. Воздух уже не струится, рвёт глотку и грудь ледяными вихрями, по хребту, сменяя друг друга, проносятся волны жара, разряды пронзают ладони.

С первой слабенькой струйкой крови и страха в воздухе схватываю картину – молодняк отбил от стада и гонит жертву. Мясо ещё бежит в ужасе, дрожит обречённостью, судьба неумолимо приближается – лёгкие лапы загонщиков выводят матёрые клыки на цель. Мы всё ближе, однако беготня длится уже больше часа, неплохо бы применить рассудочность, меня ж не на пробежку пригласили.

Мне ясно, что маршрут пока выбирает цель, крупное копытное не везде развивает хорошую скорость. Идём по пологой дуге, по краю леса, если экстраполировать на ближайшие полчаса, нужно просто взять левее от курса на одну восьмую и выйти к жертве справа.

От меня пахнет человеком, скотина не встревожится. Без предупреждения сворачиваю на боевой курс, да и как бы я объяснил маневр волкам? А никак – они, видимо, ждали от меня чего-то подобного, Чуня и Боец побежали рядом.

Задаю полный темп, по ударам сердца отсчитываю время. Треск ветвей ближе, вот и жертва на параллельном курсе. Напарнички чуть замедлились, отпуская меня. Нет, ну, кто сказал, что они неразумные? В математике, может, разбираются слабо, но то, что человеческий запах это козырь, сообразили без подсказок.

Лук в левую руку, стрелу в правую. Теперь нужно разбудить колдовское оружие. Волшебный лук невозможно обмануть, его мощь откликается лишь на искренность. Я уверен в решении, стая должна жить, моя стая, мои братья. Никого не обманываю ложными оправданиями, что жертве всё равно уже не жить, я лишь сокращаю агонию, предсмертную муку. Нет во мне жалости, абсолютная уверенность хищника течёт в лук, невзрачная коряга преображается – матово заблестел мраком на плавных изгибах, тетива лунно засеребрилась.

Накладываю чёрную стрелу и в отчаянный рывок… дорожка, как говорят танкисты – в три шага резко замедляюсь, разворачиваюсь, натягивая лук. Беру на прицел просвет между деревьев, четверть удара сердца, выстрел. Лук за спину уже на разгоне, меч из ножен. Лунный блик на стали, стрела по оперение входит в лосиное бедро.

Ноги подломились, страдальчески изогнув спину, великан с галопа рушится на плечо, перекатывается, хруст шеи. Я уже в трёх шагах, копыта лося в агонии пинают небеса, трагически медленно туша заваливается набок, безвольно вытягиваются ноги, холодно смотрю в тускнеющий глаз, на клочья пены на черных губах, фигурных ноздрях.

Меня обступают серые тени. Первым взмахом вскрываю лосю горло, выпускаю кровь из артерий. У меня очень хороший меч, нет необходимости кромсать тушу клыками. Вспарываю утробу, отсекаю ноги, вырезаю стрелу. Вскрываю грудину, беру свою часть – ещё живое сердце – отхожу от добычи.

Старшая степенно приблизилась, блеснула глазами, одобрила – дети насытятся ценой на редкость малых усилий. Открывает пир торжествующим воем, волки радостно подхватывают – стая обрела охотника, молодняк сумеет выжить, окрепнет, стая будет жить!

На этом торжественная часть закончилась, начался сам пир. Волки меня совсем не удивили – я и не представлял, чтобы эти звери дрались из-за мяса. Всё происходило по-волчьи, то есть вразрез с расхожими представлениями.

Первыми к туше подошли молодые волки, и пока не наелись, волчицы не шёлохнулись. Матёрые клыки самым естественным образом разобрались по дозорным позициям, готовые отшить незваных гостей, привлечённых сладким кровавым запахом.

Я сидел рядом со «своими», а у ног моих сочилось кровью лосиное сердце. Я знал, что это моё – доля убийцы, и мог уже жрать как молодой, но немного стыдился, смущался и, в конце концов, я не пацан какой-нибудь!