Плач под душем

Впрочем, меня вполне вознаградило детальное описание происходящего от других действующих лиц, не менее важных, чем я. Много позже, когда за плечами остались пережитые страдания и часы, сидя в уютной гостиной загородной дачи, возле камина, с бокалом шампанского в руках, нахохотавшись до рези в боках, до спазм, до боли, я вдруг очнулась на минутку, словно выплыла из окружающего мира, чтобы просто сказать:

– Я никогда не думала, что ты на такое пойдёшь!

– Почему ты считаешь, что всёобо мне знаешь?

В мягком свете камина и затенённых ламп, в роскоши обстановки и темноте за окнами, спрятавшей нас от всего мира, он был красив, как сказочный герой из романтической сказки, и от созерцания его невиданной прежде (и вообще не существующей) красоты, у меня захватывало дух. Это лицо было тем единственным, которое я всегда мечтала видеть рядом с собой, просыпаться с ним и засыпать. Ощущать и чувствовать двадцать четыречаса в сутки, понимая, что это и есть рай, в котором не нужно больше ничего, ничего…. Только прижаться губами к суровой, немного морщинистой коже, спрятать себя на его плече и замереть так надолго, несгибаемойпод ледяными порывами ветра, захлебнувшегося злобой от нашей неприкосновенности, от того, что мы находимся далеко. Я всегда любила его, но в те минуты любовь моя вдруг стала необычайно острой… острой, как лезвие бритвы. Как боль. И, причиняя боль, вознесла меня на вершину, с которой (я знала это) я никогда не сумею спуститься… да, если честно, мне совсем и не хотелось с неё сходить. Острая, пульсирующая, бесстыдная и чего-то вечно стыдящаяся, страстная как пламя, и прохладнаякак целительный дар горного родника, моя любовь становилась огромнымнепроницаемым облаком, закрывающим нас от мира, словно человечество вымерло из-за случайной катастрофы и на всём земном шаре не осталось больше никого, кроме насдвоих. От такой любви хотелось смеяться и плакать, громко кричать и не произносить ни одного из существующих слов, распахнуть руки и вознестись над земной атмосферой. Чтобы. Почувствовав ожог солнца. Вдруг упасть вниз. С высоты птичьего полёта, на счастливые мгновения, ставшие острым стеклом. Грудная клетка, слишком маленькая в природных размерах человеческой анатомии, не могла вместить всего, всего, всего… и потому, заглядывая в его невидимые глаза, я могла лишь произносить, дыша как раненый зверь:

– Значит, ты меня любишь?

– Люблю. Ты же это знаешь. Всегда любил. И люблю.

И – темнотаспазма, боль, роскошь. Вспышка – всё, скрывшее мир огромным облаком, становилось незабываемым отпечатком, навсегда застрявшим в глазах… полумрак комнаты, и в нём, друг напротив друга, мы двое – две тени, две боли, которым остаётся ждать лишь пару секунд, чтобылибо совершить непоправимую ошибку, либо вознести друг друга на небеса. Что стоит жизнь без этой ошибки? Я давно подошла к пределу, за которым уже всё равно.

Несколько шагов. Протянутые руки – на плечи.

– Я люблю тебя. Всегда любил. И люблю.

Лёгкое прикосновение ладони, закрывающей его дрожащие губы.

– Не надо. Ничего не надо говорить. Даже пошлости, вроде того, что мы сейчас поднимемся на второй этаж посмотреть твою спальню. Молчи. Просто пойдём.

Я хорошо помню то утро. Когда я открыла глаза, он не спал. Я поймала его счастливую улыбку, полную обещания и какой-то надежды, и тревожно спросила:

– Что же теперь будет?

– Ты боишься? То же, что и всегда.

– Да, я боюсь. Боюсь, и мне не стыдно в этом признаться. Я слишком много перенесла.

– А что, собственно, произошло? Тебе нечего бояться! Просто я немного необычным способом вырвал тебя из их лап. Если быя знал, что тебя арестовали, я бы сделал это намного раньше. Заплатил кому следует – и все. И ты не прошла бы через ад. Но вся беда заключается в том, что я не знал, что тебя арестовали. Мне никто обэтом ничего не сказал! Я не мог знать! Поэтому всё так получилось.

– Можно подумать, ты ничего не платил!

– Платил. И ещё заплачу. Какое значение имеют деньги, если речь идёт о твоей жизни? Деньги – ерунда! Например, зав. отделением я отвалил пять тысяч.

– Разве зав. отделением был в курсе?

– Глупышка! Конечно! Иначе каким бы образом я всё так здорово провернул!

– Да уж, здорово! Я чуть не умерла от ужаса!

– Кстати, дорогуша, в тебе пропала гениальная актриса! Как ты принялась кататься по кровати и кричать! Даже я почти тебе поверил! А какие потом у них были лица…

И, глядя друг на друга, мы захохотали ещё раз.

Мой побег из больницы был тщательно подготовлен, но готовила его не я. Более того. В его подготовке я не принимала вообще никакого участия. Лучше, чем Рыжик, придумать было нельзя. Итак, его задачей было устроить мой побег из больницы, где рядом со мной постоянно находился вооружённый охранник, где всё время было людно, все входы и выходы охранялись, и незамеченной не смогла бы проскочить даже мышь. И, надо сказать, справился он со своей задачей блестяще. Вот как обстояли дела. Я попытаюсьописать происходящее со слов очевидцев – то есть так, как описал мне Рыжик, остававшийся на поле боя до самого победного конца.