– Нет! – мой голос сорвался на крик. Мне казалось: я схожу с ума, и мой раскалённый мозг от всего этого кошмара медленно погружается в тёмные воды безумия, – НЕТ!!! У меня не было причин! Я никогда не изменяла мужу! Я даже не помню лица Гароева!
– Потому, что теперь вместо его лица для тебя – то кровавое пятно, которое ты оставила ему отметиной!
– Нет! НЕТ!НЕТ!!!
Мне хотелось сказать многое, но…. Но это было бессмысленно. Суровое лицо человека, сидевшего передо мной, говорило яснее любых слов о том, что всё, что я ему скажу, не играет никакой роли. Уже не будет играть в судьбе моей никакой роли. Абсолютное равнодушие. Всёравно.
Происходящее оставалось в памятитолько цветными пятнами, хаотично инепоследовательно всплывающими в сознании из темноты. Всё сбилось и смешалось. Превратившись в сплошную кучу: страшное и унизительное пребывание в камере, долгий изнуряющий допрос Никитина, к концу которого я уже не понимала, на каком свете нахожусь. Вся нелепость и несуразность обвинений, не существующих в реальности. Событий, в которых я не принимала участия и мест, где я никогда не была. Так и не придя в себя, я находилась в постоянном осознании оглушающего шока. Следует ли удивляться, что всё происходящее представало в виде размытых расплывчатых пятен. Из которых особенно чётко и ясно мне запомнились только два.
Первым был допрос Никитина. Я не могла сказать, сколько часов провела, погружаясь в липкое забытьё безумия, словно страшный и чудовищный сон, проявившийся наяву. Так, наверное, чувствует себя человек, мирно и спокойно заснувший в своей постели и вдруг проснувшийся в сумасшедшем доме, в окружении буйно помешанных, которые бросаются на стены и воют. Меня обвиняли в близкой связи с человеком, которого я едва-едва помнила в лицо. Я не узнала бы его, столкнись мы нос к носу на улице или в магазине. Меня обвиняли не только в близкой связи (обвинять в этом было бы просто смешнов наше время, когда все спят друг с другом. Как в одной большой коммуне). Меня обвиняли в его убийстве. Фотографии. Где изображено моё лицо. Показания людей, с которыми я никогда не встречалась. От всего этого можно сойти с ума! И каждое моё слово, которым я тщетно пыталась защищаться, было лишь приговором, лишь утверждением моей виновности! Наверное, я была так растеряна и сбита с толку, что намеренно вводила в сомнения тех, кто и без того верил в мою вину. Следует ли удивляться, что к концу общения с Никитиным я находилась в таком психологическом шоке, что поверила бы, скажи он, что я – переодетый римский император!
Вторым отчётливым эпизодом, запомнившимся мне удивительно чётко, была встреча с бесплатным адвокатом, назначенным мне прямо в СИЗО.После допроса меня вновь вывели в коридор (лицом к стене, наручники, руки за спиной), потом завели в другую комнату, как две капли воды похожую на предыдущую. Так меня ждали. Мне навстречу поднялась худощавая женщина средних лет, с крашеными чёрными волосами, одетая в серый костюм, в очках и с потёртой сумкой, лежащей на столе. Сумка быладешёвой, не вязавшейся с обликом преуспевающего адвоката, да и вид у женщины тоже был какой-то… дешёвый. Неприятный вид равнодушного существа, похожего на ворону. Особенно плохо смотрелась узкая полоска крепко сжатых губ. За толстыми стёклами очков поблёскивалитёмные глаза, смотрящие на меняс хищным выражением. С первого же взгляда я почувствовала неприязнь. С меня сняли наручники и оставили наедине с ней.
– Садись, – отрывистым жестом она указала на стул, – я назначенный тебе адвокат. Буду тебя защищать.
– Вы!
– Что?
– Кто мне следует обращаться на вы! Мы ведь вместе не пили! Нечего мне тыкать!
Это ей не понравилось. Губы совсем исчезли.
– Ты…то есть вы… сидишь за два убийства!
– Я ещё не сижу! Сидят после суда!
– Правильно. И мой долг добиться, чтобы ты села на меньший срок. Но давай… те сразу договоримся. В данный момент я работаю в бесплатном порядке, это одна защита. Но если вы наймёте меня в частном порядке, защита будет совершенно другая. Итак, если хочешь меньше сидеть, нужно оплачивать услуги адвоката. Это понятно?
– Вполне. Я не отказываюсь платить. Наоборот. Я хорошо заплачу, если вы меня отсюда вытащите. Но прежде, чем платить, мне хотелось бы узнать, как вы будете строить защиту.
– Очень просто. Убийства в состоянии аффекта, подтверждённого психиатрической экспертизой, плюс явка с повинной и содействие следствию…
– Чего?
Всё это напоминало нелепыйплохо разыгранный фарс. И так мало походило на работу правосудия. Передо мной сидела просто хищнаябезграмотная дура, алчножаждущая денег, которой было абсолютно на всё наплевать. Мне стало страшно. Это было совсем не то, на что я надеялась.
– Значит, я должна признаться в том, что я не совершала?
– Что значит не совершала? Тыбысюда не попала, если быне прихлопнула любовника! Разумеется, в состоянии аффекта.
– И какой же был… аффект?