Письма в небеса

– Я. Что случилось?

– Это все Сьюзен. Она снова сделала это.

– Боже мой, Норма, – я прикусила язык, чтобы не сболтнуть что-то вроде «пора бы уже привыкнуть», – Ты в порядке?

– Все нормально, Софи. Извини, что разбудила…

Слышу в её голосе нотки самобичевания.

– Норма?

– Она снова спала с… с…

Я закрываю глаза. Её боль передаётся мне и у меня начинает раскалываться голова.

– С мужчиной! – выдаёт Норма полушепотом, так, что я понимаю – спать с мужчиной ужасное злодеяние. – Она говорила… говорила, – громкое шмаркание в трубку, – Что это в прошлом. Что больше никогда…

– Норма, я сейчас приеду.

– Нет, что ты! – кричит она, и я убеждаюсь – Выезжать нужно немедленно.

– Ты знаешь, кто это был, норма? – спрашиваю лишь для того, чтобы тянуть разговор. Неважно кто. Сьюзен – элитная проститутка. Хватаю пальто, закрываю дверь, прижав ухом телефон к плечу.

Норма постанывает, и я вдруг чётко осознаю, чем она занимается. Селфхарм¹⁶!

Она мычит в трубку нечто нечленораздельное.

– Остановись. Пожалуйста, Норма!

– Ты не понимаешь! – кричит она, и я слышу глухие удары, – Она бросит меня!

Она уже сотню раз тебя бросала, милая Норма.

Очередной стон.

– Норма? Норма? Не клади трубку! Я сейчас!

Набираю номер 911, диспетчер мгновенно реагирует. Возвращаюсь к разговору, но трубка уже молчит.

Остаток ночи я провела в больнице. Утром Норма скончалась, не приходя в себя. Им пришлось ломать дверь. Если бы я позвонила сразу, не пытаясь корчить из себя психотерапевта, Норма могла быть жива. Они нашли ее в ванной. Она терзала вены отвёрткой, пока не потеряла сознание.

Гипогликемическая кома.

– Мисс?

Доктор Кларк. Он пожимает мою руку.

– Примите мои соболезнования.

Я сжимаю его влажную ладонь, и плотина рушится.

– Захира! – кричит доктор Кларк, подхватывая меня под руки. – Два куба ауластана скорее!

Норма Моррис лежала в гробу в черном закрытом платье. Её израненные руки были скрыты от любопытных глаз, но кое-кто все равно шептался:

– Касси Блэк говорила, что Норма в последнее время часто приходила на работу с перевязанными запястьями…

– Я думаю, рано поздно это должно было произойти, ты же знаешь её…

Я развернулась на каблуках и вышла из церкви, чтобы остыть. Не хватало ещё ввязаться в спор прямо посреди прощания.

Моё внимание привлекла вздрагивающая фигурка в черном бархатном платье, и накинутом на плечи меховом манто. Платиновые волосы украшала маленькая шляпка с чёрной вуалью.

– О, mon Cher¹⁷, разве я могла знать, к чему приведёт наша ссора?

– Ты не должна винить себя, Сьюзи, – успокаивала её незнакомая мне женщина, вдвое старше нас обеих, но Сью взвыла и повисла на её руке, уткнувшись лицом в плечо.

– Не оставляй меня, Харпер. О, это так больно, словно… словно… сердце моё жгут расскаленным прутом.

– Сьюзен! – окликнула я. Она отреагировала слишком трагично, даже для убитой горем любовницы. Присутствие ещё одного зрителя позволило перейти ко второму акту без антракта.

– За что? – воскликнула Сьюзи, возведя руки в небеса. – Я уйду следом, нас похоронят рядом, и наши души…

Харпер схватила её и прижала к необъятной груди:

– Что ты такое говоришь, милая?

– Мои соболезнования, Сьюзен. – сказала я.

Надо признать, если бы я не знала Сью, её спектакль мог произвести сильное впечатление. Бледные трясущиеся губы, скорбное выражение вспухшего от слез лица, и неподдельная истерика, которая случилась с ней у гроба Нормы, заставили всех присутствующих сопереживать несчастной честнее и искренней, чем они сопереживали покойной.

Похороны Нормы превратились в фарс.

Сьюзен же наслаждалась вниманием, и как губка впитывала сострадание, насыщаясь энергией сотни сочувствующих людей. Она походила на прекрасного ангела, изгнанного из Эдема.

Но суть её была другой.

– Прости меня, Норма. – сказала я. Оставаться до погребения я не могла – смерть Нормы пробила в моей душе недобросовестно залатанную течь, и боль вытекала, обжигая внутренности.

Оказавшись, на территории Гринвуда, я конечно же, не могла не навестить могилы мамы и Энн. И вновь отчаяние затопило меня.

На могиле Энн лежали цветы, а я пришла с пустыми руками.

Я не знаю, сколько я простояла гипсовой статуей, но мыслями обращаясь к близким, я словно очищала свое сердце от дёгтя.

Мой взгляд скользит по эпитафиям на надгробных камнях.

Tu, Domine Deus elegit (eam) et invenisti cor (eam), fidelis in conspectu te».

Задерживается на камне слева от Энн «Нику Роджерсу от вечно скорбящего М. Броуди. Только те, кто предпринимают абсурдные попытки, смогут достичь невозможного.»

Моё сердце ухает вниз.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ: «ТЕЛА НЕТ»

Могила Мэтью Броуди в Мичигане была ничем не примечательна.

Я стояла и молилась. Марш настаивал на проведении эксгумации без моего присутствия, но я не желала слушать. Я должна знать, что или кто покоится под бетонной плитой.

Бабах!

Плита треснула, два крепких парня, нанятые маршем для грязных работ, сгрузили обломки в тачку и покатили к воротам. Судмедэксперты словно вросли в землю. Какой-то человек в шерстяном свалявшемся пальто что-то писал в блокноте. Я не уточняла у Джейсона нюансы.