И вот все это время, пока в трех загородных виллах разыгрывалась трагикомедия, когда на открытой всем взорам сцене быстро сменяли друг друга любовь, комизм, страх, свет и тени, пока три семьи, волею судьбы сведенные вместе, определяли будущее друг друга и по-своему планировали жизнь с ее странными и сложными поворотами, две пары глаз внимательно следили за разворачивавшимся перед ними представлением и строго критиковали каждого, кто в нем участвовал. На той стороне дороги, за зеленым забором и простиравшейся за ним аккуратно подстриженной лужайкой, за шторами на увитых плющом окнах сидели две старые девы, мисс Берта и мисс Моника Уильямс, и словно из театральной ложи наблюдали за разыгрывавшимися перед ними событиями. Крепнущая дружба трех семей, помолвка Гарольда Денвера с Кларой Уокер и Чарльза Уэстмакотта с ее сестрой, опасное увлечение, возникшее к вдове у доктора Уокера, экстравагантное поведение его дочерей и причиненные ими отцу страдания – все это не ускользнуло от зорких глаз старых дев. Младшая Берта улыбалась или вздыхала, говоря о влюбленных, а старшая Моника хмурилась или пожимала плечами при разговорах о старшем поколении. Каждый вечер они обсуждали увиденное днем, и их скучная, однообразная жизнь обретала разнообразие и расцвечивалась яркими красками от происходившего с соседями, как чистая стена отражает преломленный свет маяка.
Так уж было суждено, что на склоне лет они пережили одно очень памятное приключение, после чего заново начали вести счет жизненным событиям.
В ночь после описанных выше перипетий Моника Уильямс ворочалась в постели, страдая от бессонницы, как вдруг ей в голову пришла мысль, от которой она села на кровати, вздрогнула и ахнула.
– Берта, – сказала она, толкнув сестру в плечо, – я оставила открытым выходящее на улицу окно.
– Нет, Моника, не оставила. – Берта тоже села в кровати и также вздрогнула вслед за сестрой.
– Я уверена. Помнишь, я забыла полить цветы и открыла окно, а тут Джейн позвала меня, чтобы узнать насчет варенья, и с тех пор я в комнату больше не входила.
– Боже праведный, Моника, какое счастье, что нас не убили прямо в постелях. На прошлой неделе в Форест-Хилле ограбили один дом. Может, спустимся вниз и закроем окно?
– Одна я идти не решаюсь, разве что ты пойдешь со мной. Надень тапочки и халат. Свеча нам не нужна. Идем-ка вместе, Берта.
Два небольших белых пятна наугад двинулись в темноте. Заскрипели ступени, взвизгнули двери, и сестры оказались у выходящего на улицу окна. Моника осторожно опустила раму и заперла окно на задвижку.
– Какая дивная луна! – восхитилась она, выглядывая наружу. – Видно, как днем. Как мирно и покойно спят дома напротив! Очень грустно видеть на номере первом табличку «Сдается внаем». Интересно, как в номере втором воспримут отъезд нынешних жильцов. Что до меня, так лучше бы съехала эта жуткая женщина из третьего номера со своими короткими юбками и змеей в придачу. Ой, Берта, ты только посмотри, посмотри!
Она вдруг понизила голос до опасливого шепота и указала на дом Уэстмакоттов. Берта ахнула от ужаса и, схватив сестру за руку, замерла, глядя на коттедж.
В выходившей окнами на улицу комнате горел свет – слабый и мерцающий, словно от тонкой свечи. Штора была задернута, но сквозь нее пробивался тусклый свет. На улице, в саду спиной к дороге стоял человек, силуэт которого четко виднелся на фоне освещенного квадрата. Руки он держал на притворе окна и наклонился вперед, словно пытаясь заглянуть за штору. Он стоял так неподвижно, что, несмотря на полную луну, сестры бы его и не заметили, если бы не предательский свет из-за шторы.
– Господи боже! – ахнула Берта. – Это грабитель.
Но ее сестра мрачно поджала губы и покачала головой.
– Посмотрим, – прошептала она. – Может, кто и похуже.
Человек вдруг быстро, но осторожно выпрямился и начал медленно тянуть вверх оконную раму. Затем занес колено на подоконник, оглянулся по сторонам, не видит ли кто его, и проник в комнату. Для этого ему пришлось отодвинуть штору. И тут зрительницы увидели, откуда шел свет. Посередине комнаты неподвижно, как изваяние, стояла миссис Уэстмакотт с горящей свечой в правой руке. Сестры на мгновение увидели ее суровое лицо и белый воротник. Затем штора вновь задернулась, и обе фигуры скрылись из виду.
– О, эта жуткая женщина! – воскликнула Моника. – Страшная, ужасная женщина! Она его ждала. Ты собственными глазами это видела, Берта.
– Тише, дорогая, тише, и слушай! – ответила ее более снисходительная сестра.
Они снова подняли оконную раму и принялись подглядывать из-за штор.