Письма молодого врача. Загородные приключения

– Но, папа, – вмешалась Ида, глядя на отца невинно-вопрошающим взором голубых глаз, – что же нам делать, если твои запреты противоречат советам миссис Уэстмакотт? Ты велел нам ее слушаться. Она говорит, что когда женщины пытаются сбросить с себя оковы, их отцы, братья и мужья первыми стараются вновь заковать их в цепи, на что ни один мужчина не имеет права.

– Разве миссис Уэстмакотт учит вас тому, что я не хозяин в своем доме? – Доктор побагровел, и от злости его седеющие волосы едва не встали дыбом.

– Конечно. Она говорит, что все «хозяева в своем доме» – это пережитки Средневековья.

Доктор что-то пробормотал и топнул ногой по ковру. Затем, ни слова не говоря, он выскочил в сад, и его дочери увидели, как он возбужденно расхаживает туда-сюда, сбивая хлыстом головки цветов.

– Ой, дорогая моя! Ты просто восхитительно сыграла свою роль! – воскликнула Ида.

– Но как же это жестоко! Когда я увидела, как он огорчился и удивился, то едва не бросилась ему на шею и не призналась во всем. Тебе не кажется, что мы зашли достаточно далеко?

– Нет-нет-нет, и не близко. Тебе нельзя размягчаться, Клара. Как забавно, что я веду тебя за собой. Это все необычно. Если мы продолжим начатое, то сможем всю жизнь утверждать, что спасли его. А если нет, то никогда этого себе не простим, Клара.

Глава 10. Женщины будущего

С того дня доктор лишился покоя. Никогда еще спокойный и степенный дом столь внезапно не превращался в шумный базар, а довольный жизнью человек во мгновение ока не становился убогим горемыкой. Раньше он в полной мере не осознавал, насколько плотно дочери ограждали его от малейших житейских неудобств. А теперь, когда они не только перестали охранять его покой, но и сами стали источником неприятностей, он начал осознавать, какой благодатью была его прежняя жизнь, и со вздохом вспоминал счастливые деньки до того, как дочери попали под влияние соседки.

– Вы какой-то несчастный, – однажды утром заметила ему миссис Уэстмакотт. – Вы бледны, и вид у вас нездоровый. Вам нужно прокатиться со мной на тандеме километров десять-пятнадцать.

– Меня беспокоят дочери.

Они прогуливались по саду. Время от времени за их спинами из дома доносились протяжные и грустные звуки валторны.

– Это Ида, – сказал доктор. – Ей нравится играть на этом жутком инструменте в перерывах между занятиями химией. И с Кларой дела не лучше. Все это становится совершенно невыносимым, доложу я вам.

– Ах, доктор, доктор! – воскликнула вдова, наигранно грозя ему пальчиком и улыбаясь белозубой улыбкой. – Нужно следовать своим принципам и предоставить дочерям ту же свободу, какую вы требуете для других женщин.

– Свободу, мадам, свободу! Но нельзя поощрять вольности.

– Закон един для всех, друг мой. – Она с упреком похлопала его по руке зонтиком от солнца. – Когда вам было двадцать лет, ваш отец, полагаю, не возражал против занятий химией или игры на музыкальных инструментах. А если бы возражал, вы бы решили, что это тирания.

– Но они обе так внезапно переменились.

– Да, я заметила, что в последнее время они сделались горячими сторонницами женских свобод. Думаю, из всех моих учениц именно они станут самыми преданными и последовательными, что более чем естественно, поскольку их отец принадлежит к числу наиболее ревностных поборников нашего дела.

Доктор вздрогнул от нетерпения.

– Похоже, я окончательно утратил всякий авторитет! – воскликнул он.

– Нет-нет, мой дорогой друг. Они немного перешли границы установившихся стереотипов – только и всего.

– Мадам, вы и представить себе не можете, что мне приходится терпеть. Это просто ужас какой-то. Вчера поздно вечером, когда я погасил у себя в спальне свечу, то наступил ногой на что-то гладкое и твердое, что тотчас же выскочило у меня из-под ног. Вообразите мой ужас! Я зажег газовый рожок и увидел большую черепаху, которую Клара надумала завести в доме. По-моему, иметь таких домашних питомцев – какая-то жуткая привычка.

Миссис Уэстмакотт улыбнулась с деланной вежливостью.

– Благодарю вас, сэр, – произнесла она. – Это тонкий намек на мою бедную Элизу.

– Даю слово, что забыл о ней! – воскликнул доктор, залившись краской. – Одного такого питомца вынести можно, но два – это уже слишком. Ида завела обезьянку, которая обитает на карнизе для занавески. Совершенно несносное создание! Оно будет сидеть совершенно неподвижно, пока не убедится, что вы забыли о его присутствии, после чего вдруг внезапно принимается прыгать вдоль стен с картины на картину, а в конце раскачивается на шнуре для звонка и прыгает вам прямо на голову. За завтраком она стащила сваренное в мешочек яйцо, разбила его и обмазала им дверную ручку. Ида называет подобные выходки забавными трюками.

– О, все встанет на свои места, – ободряюще проговорила вдова.

– И Клара тоже не лучше, Клара, которая раньше была такой доброй и заботливой, вся в покойную мать. Она упорно следует своей блажи стать лоцманом и не говорит ни о чем ином, кроме как о вращающихся маяках, подводных камнях, сводах сигналов и прочей ерунде.